Изменить размер шрифта - +
Промысловики принялись кедровый орех колотушками колотить да пушнину заготавливать. Я со своими, ближайшую тайгу почти всю очистил от всякой мелкой потусторонней нечисти. А вот с золотишком народным всё никак не задевалось. Тогдашний голова прииска товарищ Яковлев много речей толкал на всяких съездах народных депутатов, много чего властям Советским обещал, но почти ничего не делал и от этого результата путного не было. И это всё продолжалось очень долго, пока из Москвы высокая комиссия не приехала вместе с учёными, инженерами и геологами. Они-то товарища говоруна на лыжи и поставили.

— Это как? — не понял я.

— А вот так. Толковые люди в сопровождении комиссией прикатили в кожаных плащах и правильных портупеях. Они быстро смекнули что тут что-то не так. А после обстоятельного расследования, выяснилось, что товарищ Яковлев часть золотишка прикарманивал, а сам прииск как будто специально не развивал. Вот его за расхищение и за вредительство под белые рученьки взяли и после суда по-быстрому расстреляли.

— А потом дело пошло?

— Должно было пойти, но не судьба. Десять лет тут усиленно трудились. В наш дальний угол, железнодорожников и строителей нагнали, ЖД ветку до самого прииска временную кинули и наконец технику начали завозить. Геологи на старом каменном русле богатый золотом грунт разведали. А инженеры со строителями именно тогда Обогатительный цех спроектировали. Фундамент заложили, и стройка должна была пойти полным ходом, но тут наступил сорок первый год.

— Значит война помешала.

— Она самая, гадина распроклятая. Прииск временно законсервировали, специалистов и инженеров перекинули на другие объекты, а большинство мужиков из работяг и местных воевать ушли, ну и я разумеется с ними в первых рядах.

— Ну и как Павел Лукич, пригодились тебе на войне твои особые умения?

— Ещё как пригодились — подтвердил Щукарь. Сейчас об том речь вести не буду, но за те четыре года насмотрелся я на всякое непонятное, что и в этих местах никогда не попадалось. И в штурмовой роте, и дивизионной разведке, и в отряде специального назначения, всякого повидал. Приживальцев тёмных встречал, способных мертвых поднимать. Звери всякие потусторонние на нас нападали. Места очень жуткие и дюже плохие попадались не раз. Много чего нам с товарищами пришлось чистить и изничтожить.

— Значит уже тогда всё потустороннее имелось в наличии.

— Конечно не так как в нынешние времена, но тоже всякого непотребства хватало. Но сейчас рассказ не об этом. Во время отечественной я много чего повидал и мне наконец стало понятно, что с нашими местами государству надо поаккуратнее себя вести, иначе большую беду можно породить. — Дед Щукарь тяжко вздохнул и принялся выставлять винтовочные патроны в рядок. — Я и рапорта писал куда надо и к цельному маршалу Советского Союза на доклад ходил, однако, когда вернулся в сорок седьмом сюда, обнаружил на месте старого прииска, лагерь для немецких военнопленных, большую стройку и карьерную добычу золотоносного грунта, начавшуюся на старом русле каменной речки.

— Значит Павел Лукич не послушали тебя.

— Нет, не послушали. Правда если уж честно, то первые семь лет, нового этапа освоения прииска, всё нормально было. Немецкие пленные огромный обогатительный цех возвели в рекордные сроки, да автомобильную дорогу к нему мощёную построили. Большая мазутная электростанция заработала. Оборудование и технику сюда составами гнали. Для этого от станции Дальней до Тринадцатого километра вторую ветку железнодорожного пути проложили. Вот тогда золотишко в Москву тоннами и потекло. Деревня Артельная начала расти и развиваться и могла в будущем большим селом стать. Я тогда в лесничестве служил и начал думать, что раньше ошибался. Решил, что несмотря на мою чуйку и на плохие предсказания бабки Матрёны, нас пронесло.

Быстрый переход