Эмгыр знал, что художник страдает острой агорафобией и болезненно робок. Но кому это мешает? Главное — как он пишет.
Император, как обычно во время поездок, был одет в офицерскую форму гвардейской бригады "Импера" — черные доспехи и плащ с шитьем, изображающим серебряную саламандру. Он подошел, взглянул на портрет. Вначале на портрет — и лишь потом на модель. Худенькую девушку со светлыми волосами и грустными глазами. Одетую в белое платьице с зелеными рукавчиками и высоким вырезом, в котором виднелось колье из перидотов.
— Прекрасно, — бросил он в пустоту — так, чтобы непонятно было, что именно он хвалит. — Прекрасно, мэтр. Извольте продолжать, не обращайте на меня внимания. Позвольте вас на одно слово, графиня.
Он отошел к окну, принуждая ее идти следом.
— Я выезжаю, — сказал он тихо. — Государственные дела зовут, благодарю за гостеприимство. И за нее. За принцессу... Хорошая работа, Стелла. Вы вполне заслуживаете похвалы. Обе. И ты, и она.
Стелла Конгрев низко присела в изящном реверансе.
— Ваше императорское величество слишком добры к нам.
— Не хвали дня до захода...
— Ах, — графиня слегка поджала губы, — значит, так.
— Значит, так.
— И что будет с ней, Эмгыр?
— Не знаю, — ответил он. — Через десять дней я возобновлю наступление на Севере. Оно обещает быть нелегким. Очень тяжелая война. Ваттье де Ридо следит за направленными против нас заговорами и противодействующими группировками. К разным, самым различным действиям может принудить меня забота о безопасности государства.
— Это дитя ни в чем не виновно.
— Я сказал — безопасность государства. Безопасность государства не имеет ничего общего со справедливостью. Впрочем... — Он махнул рукой. — Я хочу с ней поговорить. Наедине. Подойди поближе, княжна. Ну, давай, давай. Быстрее. Император приказывает.
Девушка низко присела. Эмгыр внимательно смотрел на нее, мысленно возвращаясь к столь чреватой последствиями аудиенции в Лок Гриме. Он был признателен, более того, восхищался Стеллой Конгрев, которая за минувшие шесть месяцев сумела превратить неуклюжего утенка в маленькую аристократку.
— Оставьте нас, — приказал он. — Прервись, мэтр Робин, промой кисти, скажем. Тебя, графиня, прошу подождать в приемной. А ты, княжна, пройди со мной на террасу.
Выпавший ночью мокрый снег растаял в первых лучах утреннего солнца, но крыши башен и навесные бойницы замка Дарн Рован все еще были влажными и блестели так, словно там что-то горело.
Эмгыр подошел к балюстраде. Девушка, как предписывал этикет, держалась в шаге позади него. Нетерпеливым жестом он подозвал ее и велел подойти ближе.
Долго молчал, обеими руками опершись о перила, вглядываясь в горы и покрывающие их вечнозеленые тисы, резко контрастирующие с меловой белизной каменистых склонов. Поблескивала река — лента расплавленного серебра, змеящаяся по дну котловины.
В воздухе чувствовалась весна.
— Я слишком редко здесь бываю, — бросил Эмгыр. Девушка молчала.
— Слишком редко приезжаю сюда, — повторил он, поворачиваясь к ней. — А ведь здесь места прекрасные и спокойные. Красивый пейзаж... Ты согласна со мной?
— Да, ваше императорское величество.
— В воздухе уже чувствуется весна. Я прав?
— Да, ваше императорское величество.
Снизу, с придворцовой площади, доносилось пение, перекрываемое скрипом, бряцанием и звоном подков. Эскорт, уведомленный о том, что император собирается отбыть, спешно готовился в путь. Эмгыр помнил, что среди гвардейцев есть один, который любит петь. Часто. И независимо от обстоятельств.
Обожги меня глазками,
Глазками озорными.
Одари меня ласками,
Ласками огневыми. |