Будто отвечая на его мысли, замигал красный огонек на панели правительственного телефона.

— А до вас нелегко дозвониться, господин Великий Инквизитор.

— Работа во имя безопасности государства требует некоторой подвижности, ваше сиятельство, — отозвался Клавдий сухо.

Герцог хмыкнул:

— Тогда остается надеяться, что в ближайшие часы вы будете куда подвижнее, нежели последние полгода… Если, конечно, здесь есть какая-то зависимость. Между вашей подвижностью и числом погибших в Рянке. Между вашей подвижностью и уроном, нанесенным хозяйству Бернста; вы слышали, там отчего-то дохнут коровы? Отчего бы это, вы не знаете?

— Для чистоты эксперимента, — медленно проговорил Клавдий, — для чистоты эксперимента следовало бы отправить меня отдых… на курорт в Одницу, к примеру. И поглядеть — может быть, так будет лучше? Может быть, коровы оживут?..

— Самое время слегка пошутить, — голос герцога из холодно-насмешливого сделался просто холодным.

— Самое время меня вздрючить, — отозвался Клавдий в тон. — В одном анекдоте ушлый пастушок лупил быка-производителя прямо во время, так сказать, процесса… Чтобы улучшить качество потомства. Да?

Герцог сделал паузу. Любой чиновник за это время трижды успел бы наложить в штаны. Значительная пауза, красивая.

— Без обид, Клав, — сказал герцог тоном ниже. — Но мне неприятно то, что происходит.

— Мы сделаем все, чтобы оно происходило как можно меньше, — сообщил Старж примирительно.

На том и порешили.

Несколько минут Клавдий осторожно держал в руках опустевшую трубку; потом щелкнул по рычагу и вызвал номер заместителя:

— Завтра утром, Глюр, я намерен оказаться в Однице.

Он заехал домой на полчаса. Снова изучил содержимое холодильника, пополненного вездесущей домработницей; выпил холодной воды, поменял рубашку, с отвращением покосился на вонючую пепельницу и повалился на диван — пятнадцать минут ни-о-чем-не-думания. Это святое.

Из расслабленного полусна его вывел телефонный звонок; рука сама, на ощупь поймала трубку:

— Я слушаю.

Тихонько потрескивал незримый коридор, возникший между ним и кем-то, молчащим на том конце провода.

— Я слушаю, да… — повторил он механически.

В трубке дышали. Тихо и сбивчиво; еще не успев ни о чем подумать, Клавдий сел на диване:

— Кто говорит?

Никто не говорит. Тишина; не ошибка неверных проводов — просто молчание. Трубка, намертво затиснутая в чьей-то руке. Отдаленный шум города, пробивающийся сквозь стенки телефонной будки. Сдерживаемое дыхание, причем тот, кто дышит, не особенно велик. Маленький объем грудной клетки…

— Ивга, это ты?..

Испуганно завопили короткие гудки.

Клавдий взглянул на часы. Под окнами его уже ждет машина.

Зар-раза…

Он пощелкал по кнопкам, набирая номер; трубку, по счастью, взял младший Митец. Хрипловатый и, кажется, сонный.

— Назар? — Клавдий постарался, чтобы голос его прозвучал как можно естественнее и беспечнее. — Это Клав говорит. Как дела?

— Спасибо, — выдавил парень через силу. — Хорошо… Я… позову папу?

Клавдий замялся:

— Назарушка, я ведь уезжаю сию секунду… Просто хотел спросить, все ли… А Ивга не появилась?

Пауза. Да, герцогу есть еще куда расти. И у кого учиться.