Доктор Кеан включил свет и, нахмурившись, присел на краешек кровати; взгляд его застыл, а выражение ясных серых глаз таило в себе такую угрозу, что, если бы Брюсу сказали об этом, он бы ни за что не поверил. Он думал о жертвах Феррары, по сути дела юнца, едва достигшего совершеннолетия. Кеану казалось, что они стоят перед ним, протягивая в мольбе руки. «Лишь вы один, — вопиют они, — видите, кто он и чем занимается! Вы один знаете, какая ужасная участь нас постигла! Только вы в силах отомстить!»

А он колебался! Ничего не предпринимал, пока под удар не попала его плоть и кровь. Гадюка была у ног, но он не раздавил ее. Мужчины и женщины страдали и умирали от яда, а он не нанес удар. А потом эта мерзость ужалила Роберта, и доктор Кеан, сомневавшийся, стоит ли действовать во имя рода человеческого, тут же схватился за оружие. Его поведением руководил родительский эгоизм, и этого он не мог простить себе.

В гавани поднялась суета. Брюс сидел и апатично слушал, как ухает сирена, извещая, что какое-то судно покинуло канал.

Мрачные мысли подавляли его. С глубоким вздохом Кеан встал, пересек комнату и распахнул двустворчатую дверь, ведущую на балкон.

Морем мерцающих огней раскинулся перед ним Порт- Саид. Свет маяка скользил по улицам — казалось, что огромный глаз языческого божества сладострастно осматривает свои владения в поисках жертвы. Кеану казалось, что он даже различал, как перекрикиваются рабочие, загружающие уголь на суда в порту, но в действительности то, что он слышал, было отдаленным хором всех голосов этого города-привратника Востока. Улицы внизу, белые в сиянии луны, были пусты и безлюдны, а из гостиницы не доносилось ни звука — никто не мог сказать, сколько перелетных птиц задержалось в ней на своем пути. Доктора наполнило пронзительное ощущение одиночества, почти физическое и такое символичное: лишь у него одного в мире были знания и силы, способные сокрушить Энтони Феррару. Он один мог избавить землю от сверхъестественной напасти, воплотившейся в человеке, носящем это имя.

Город лежал перед ним, но Брюс уже не смотрел на пейзаж, мысленно рисуя образ стройного и по-своему красивого молодого человека с волосами цвета воронова крыла, но без блеска, с бледным лицом и темными миндалевидными глазами, таящими огонь, с почти женской грацией, подчеркнутой плавными жестами длинных белых рук, и необычным зеленым кольцом на пальце левой руки.

Энтони Феррара! Для одинокого странника, глядевшего на Порт-Саид, он заслонил собой все пейзажи Египта!

Кеан устало вздохнул, повернулся и приготовился раздеваться. Оставив окна открытыми, он погасил свет и лег спать. Он утомился, но это была скорее усталость не тела, но духа, и именно она делает сон невозможным. В голове роились мысли; доктор безуспешно пытался забыть о Ферраре и о событиях, связанных с ним. Он должен уснуть, иначе будет не в силах справиться со всем, что ожидает его в Каире.

Но доктор не спал. В тишине комнаты гулко отдавались малейшие звуки, доносившиеся из гавани и с канала.

Сквозь тонкие шторы он видел открытую балконную дверь и звездное небо, бессонными глазами вглядывался в ночную высь, вспоминая названия созвездий. Наконец одна особо яркая звезда полностью поглотила его внимание. С проклятым упорством бессонницы он долго пытался сообразить, что это за звезда.