— А в жопу тебя не поцеловать? — буркнул Егор Лексеич, хотя известие о городских его вполне ободрило. — Что там вообще в лесу делается-то?

— В лесу? — Кардан задумчиво потоптался, глядя на дачи и сосны. — Лес бунтует. Что-то мутится, это точно. Все встречные бригадиры подтверждают.

— А кого встречал?

— Клима и Моцарта видел. У Бонда на Тирляне два мужика погибли. Разгон со Стрелком сцепились за делянку. Харитон на Зигальгу попёр, Цыган — на Кумардак, Боцман по Лемезе шарится. Алабай без Бродяги остался…

— Что за Алабай?

— У «спортсменов» сейчас самый борзый. Не рассказывали, что ли?

«Спортсменами» называли бригады из больших городов, то есть из Уфы, Челябы или Еката. Городские тоже пытались срубить бабла на «вожаках», но для них рейды в лес были чем-то вроде спортивной охоты. Натренированные, хорошо снаряжённые и дисциплинированные, эти охотники вызывали зависть у бригад с лесокомбинатов, и к ним относились с пренебрежением. Однако у «спортсменов» всегда были проблемы с Бродягами: в городах Бродяг нет.

— За городскими не слежу, — поморщился Егор Лексеич.

— А за Боксёра в курсе?

— Что с ним?

— Он на Зилаире промышлял и пропал со всей бригадой. Его грузовик на автопилоте сам приехал. Всё целое, кофе с термосов горячее, в кунге на столе раздача за преферанс лежит, и нет никого. Видно было, что в секунду всё бросили и сбежали. Так и не нашли никого…

— Лес шугануть может, бывает. Костей потом не соберёшь.

— И у Татарина половину бригады вышибло. Мудаки с грозы на Притёсах тормознули, а молния заебошила прямо в скалу, и разряды поскакали от дерева к дереву. Только сам Татарин уцелел. Двоих своих он откачал — мокрой землёй засыпал, двоих не смог, а одного вообще до головни сожгло. Его даже домой не повезли, страшно такого отдавать — в натуре как с крематория.

— Тупой — считай, покойник, — мрачно заметил Егор Лексеич.

— А ты куда двинул?

— На Ямантау.

— Ёбнулся, что ли? — удивился Кардан. — Если правда лес бунтует, вам там пиздец. Сгинете, как бригада Солиста.

— Солист не с бунта исчез. В прошлом году лес не бунтовал.

— На Ямантау всегда зыбь. Там и бунта ждать не надо.

Многие бригадиры — и Кардан, выходит, тоже — верили, что у леса бывает настроение: то он милостив, то разгневан. Бригадиры придумывали какие-то свои нелепые приметы, чтобы определить это настроение, подмечали какие-то оттенки. Егор Лексеич считал подобное хернёй. Лес всегда озлоблен. Всегда.

— По слухам, весной на Зиргане Сармат со всей бригадой лёг. Причём не под чумоходами. Ты знаком был с этим Сарматом? Он из старых бригадиров.

Но Егору Лексеичу не хотелось говорить о покойниках.

— Лучше скажи, кто на Татлах «вожаков» принимает.

— Как обычно, Ароян сидит, уфимский кассир. Сейчас фарт у бригадиров. Тафгай рубляней поднял — сам охуел.

— Это дело! — оживился Егор Лексеич.