— Спасибо.
— Но не мыслю, чем могу поспособствовать.
— Видите ли, необходимо восстановить подоплеку происшедшего во всех подробностях. Случается, и незначительная на первый взгляд деталь сможет озарить «момент истины», как выражаются разведчики.
— Понимаю. Я не контактировал ни с кем из Любавских в субботу и в воскресенье — до семи вечера, когда вы меня видели.
— А когда вы их видели в последний раз?
— В среду. Полагаю, вам известно про гнусную сцену в гараже.
— Кто достал марихуану, знаете?
— Ну не Леля же! Более кроткого и послушного ребенка я не знаю.
Он что, серьезно? Я уставился в невозмутимые рачьи глаза и осознал, с каким сильным противником имею дело. Именно «противником» — такое возникло ощущение. И по причудливой ассоциации поинтересовался:
— Илья Григорьевич, у вас есть оружие?
— Пистолет Макарова, зарегистрированный где надо. У меня вредная работа. Вы имеете право на иронию: отработался, мол… Хотите пари: я еще поднимусь!
— Я и так верю.
Банкир совсем не производил впечатления человека раздавленного, а предложение насчет пари выдало вдруг натуру азартную и страстную.
— Верю. Когда вы познакомились с Любавскими?
— В апреле. Поехал осмотреть дачу к сезону и на въезде в Молчановку помог женщине справиться с зажиганием. У них такая таратайка, что…
— Виктории? — перебил я.
— Именно. Знакомство продолжилось семьями. Ее искренне жаль.
— А Ваню?
— Он пытался изнасиловать мою дочь. Не подоспей я вовремя, случилось бы непоправимое.
— Это вам Леля сказала?
— Призналась. У нее был шок.
М-да, и разоблачать бойкую лгунью перед таким папашей с пистолетом рискованно.
Он продолжал:
— Викторию Павловну, несмотря ни на что, я ценил за силу и крепость характера. Она была мне ровней.
— Вы ею увлеклись?
— Не имею такой привычки — увлекаться чужими женами.
— Но вы согласились дать немалые деньги на «Египетские ночи».
— Этим она меня увлекла — не развратом, а творчеством. Тут большая разница, если вы понимаете. — Банкир взял со стола белоснежный носовой платок, вытер лоб и мясистый, очень красный рот. — Я Пушкина не читал.
— Серьезно?
— Ну, в школе что-то там… — Банкир подумал. — «Я вас люблю, хоть я бешусь»! Так?
— «Хоть это труд и стыд напрасный», — машинально подхватил я. — Это не из школьной программы.
— Не помню, но красиво. Про Клеопатру не читал. Виктория Павловна разъяснила и предложила сотрудничество.
— И вы, деловой человек, согласились на такую авантюру?
— Сначала навел справки: их фильмы, как правило, окупались.
— Но в нынешней ситуации…
— А двухсотлетний юбилей? А эффектный замысел? А слава? Заграница бы купила.
— Пожалуй. И после скандала в среду не передумали?
— Эмоции эмоциями, а дела делами.
«А тщеславие тщеславием», — продолжил я мысленно.
— Я слышал, вы были в бешенстве.
— Николай Васильевич, у вас есть дети?
— Кажется… точно не знаю, — ляпнул я, не подумав.
— Вот что терпеть не могу в этой вашей богеме — бесконечный, бестолковый крутеж! Как по обязанности! Вот что ведет к катастрофе. |