— Ты стер план вечером той же среды после скандала с Ваней?

— Господи, я испугался! Я им верил… что хоть сюда, в мою виртуальную реальность никто не влезет, ведь должно быть у человека место…

Я подхватил:

— «Где оскорбленному есть чувству уголок». Почему сразу не стер?

— Я уже почти покончил с планом, вдруг чувствую прикосновение, ну, в шерстяном шлеме плохо слышно. Смотрю — Ваня, с вопросом каким-то…

— Он заметил изображение на экране?

— Я ж имен не обозначал! Ну, выключил компьютер… все, мол, завтра решим, а сейчас мне надо срочно в Москву. И уехал.

— Зачем?

— Да ни за чем! Ужаснулся на себя, увидев живого мальчика, которого мысленно уже угробил. Одно дело теория, а другое — преступление… Я увлекся, отвлекся абстрактной задачей — составлением алиби. Банда бандой, знаешь, а мужа все равно проверят.

— Какое ж ты придумал алиби?

— Многолюдный, многопьяный прием, на котором сначала закусывают, потом смотрят фильм и снова закусывают.

— Алиби Василевича! — вырвалось у меня. — Полный у вас с ним плагиат.

— А, второй гад выполз!

— Третий вместе с тобой!

Я пожалел, что раздражаю больного, однако Самсон не обиделся.

— Но ты не станешь отрицать, что все получилось не по плану!

— А если ты сам спутал карты, когда услышал от журналистки, что мы уехали из клуба с Викой?

— А соседский котик?

— Ладно, дальше. Ты ужаснулся на себя.

— Уехал, не мог их видеть.

— Ваня-то чем перед тобой виноват?

Третий гад ответил, не задумываясь:

— Самим фактом своего существования.

Серьезно ответил, решительно, без смягчающей тени привычной иронии. Вспомнились слова Танюши: «Между ними стоял страх». Как же разбить это «кошачье» алиби?

— Как же ты проболтался Кристине?

— Нечаянно, не в себе был, крепко приняли. Она рассказала о разводе, муж — ходок, нет больше сил терпеть и т. д. Ну и я высказался — по аналогии, — как бы поступил с предателем. Без деталей, конечно, но весьма прозрачно… По моему глубокому убеждению, нет ничего страшнее в жизни предательства.

— А в смерти?

— Я законченный литератор и играл в воображении. Первым моим порывом, когда она донесла о тебе с Викой (что вы вместе из клуба уехали), было припугнуть, встревожить…

— Самолюбиво продемонстрировать свою осведомленность, — подсказал я.

— Может быть… та роковая фраза о могиле — ее фраза перед зеркалом!.. кстати, еще одно доказательство моей невиновности: стал бы будущий убийца так себя раскрывать!

— Состояние аффекта, сам говорил. А потом опомнился.

— Не сразу. Сначала рванул к тебе. Уверен был, что она у тебя, ведь на Плющихе Ваня.

— Задушить нас обоих?

— Не держи меня за сумасшедшего. Избавиться от унижения. Я догадывался, много лет между нами стоял ты… но не о Ванюше, нет. Эта последняя рухнувшая иллюзия меня и погубила.

— То есть?

— Ну… придавила. По дороге опомнился — действительно, что мне с вами, драться? — и черт меня понес в Молчановку… Некуда мне было деться, хотелось в нору заползти…

— И новый план составить?

— Николай, — произнес он сдержанно, — как бы тебе самому не пришлось мучиться над алиби.

— У меня его нет.