— Алиби натуральное, нечаянное.
— Тогда вернемся к среде третьего июня. Во время скандального пассажа Виктория потребовала развод, ты якобы согласился.
— Я согласился.
— Допустим. И придумал план убийства, который внес в компьютер. Только не возражай, утром ты, в сущности, признался.
— Признался в своем ужасе, но не в убийстве.
— Не спорю, даже готов поверить, что негативные эмоции излились в мечтах и грезах в течение работы над планом. Но вдруг после твоего бегства в Москву кто-то с ним ознакомился?
Самсон, не мигая, смотрел мне в рот.
— Ты же еще не внес пароль в программу?
Он шевельнулся и опустил голову.
— Ход моих рассуждений верен?
— Черт бы тебя побрал! Черт бы вас всех…
— Никакой истерики! Мы с тобой сейчас занимаемся поисками истины. Ведь не ты убил?
После молчания он проговорил безжизненным голосом, от которого у меня мурашки по коже поползли:
— Я ее видел.
— Где? — первый попавшийся, не самый важный вопрос.
— В гараже.
Тут я сумел выговорить главный:
— Мертвую?
— Нет. Не знаю. Мертвую. — Три взаимоисключающих ответа разделялись паузами.
— По порядку! — прогремел я, смиряя собственный нетерпеж на пороге поразительной тайны. — В чем заключался план?
— Прежде чем рассказать о нем, — заговорил вдруг сценарист размеренно, в стиле саги, — мне хотелось бы описать свое психологическое состояние в тот момент.
— Давай про состояние. В какой момент?
— Когда под грудью, где сердце, я увидел разноцветный укус — зелено-красно-черный, — мною овладел бес.
Ох уж эти исповедальные штампы в необогословском духе!
— Понятно, ты взбесился и решил отомстить.
— Не будь столь примитивен. (Боже, сколько высокомерия!.. И все же придется проникнуть в эти безумные дебри.) Это не расхожий штамп, я почувствовал нечто вроде зова извне, когда увидел ее отражение в зеркальном гардеробе и чье-то лицо.
— Чье?
— Не сразу сообразил, что мое собственное, но искаженное судорогой.
— Ты пытался задушить жену? — быстро вставил я.
— Не я, а бес, который просквозил между нами, разом распахнув раму окна и дверь напротив…
— Сквозняк?
Самсон не слушал.
— … проскользнул стеклянным солнечным зайчиком, озарив знак. Она прикрыла грудь левой рукой, я медленно подходил, пронзенный разрядом искр, она сказала: «Сон, мы теперь расстанемся насовсем». — «Я тебя убью», — сказал не я, а солнечный бес. — «Неужели ты меня так любишь?» Вопрос этот поразил и сбил, а Ваня закричал со двора: «Пап, ты нужен, спустись!» Я крикнул: «Подождите!», захлопнул окно и дверь… в общем, сбился и обратился к ней «по-земному», на вторую букву алфавита: «Тра-та-та, кто он?» — «Не все ли равно? Нас давно уже ничего не связывает». — «А сын?» — «Ваня не твой сын». — «Кто он?» — «Помнишь Колю Смолина?» Послышался шум, уже рядом, в кабинете, Ванюшины шаги…
— Он слышал?
— По-моему, нет… не знаю. То, мистическое, уже кончилось, я предупредил: «Не входи, мать переодевается!» Она сказала тихо: «Уйди». Я и сам был рад ноги унести, но они не слушались. «Уйди!» И тихонько так, с жалобной издевкой процитировала: «Не ищите мою могилу, ее очень трудно будет найти». |