|
К счастью, возлюбленная вернулась. На мой взгляд – правильно сделала. Далее Илья действовал очень решительно: немедленно увез подругу из сытого комфортабельного Третьего Рима к себе. Очень редкий в наши времена поступок, требующий большой отваги. Так постепенно я стал ловить себя на мысли, что не только люблю своего товарища по подростковым игрищам, футбольно-портвейного корефана, но и горжусь дружбой с ним. Он сражался за свою мечту – и победил. Отвоевал у мира.
– Нормально, – ответил я. – Чем занимаешься? – Борюсь за денежные знаки. – Успешно? – Ясный перец. Стою, как свая. Процветаю со страшной силой. – Тогда возьми меня к себе. Бороться за денежные знаки. Наверняка тебе нужен толковый инженер. – Лучше ты меня возьми к себе. На завод. Наверняка там нужны хорошие журналисты. Посмеялись. – Нужен совет, – сказал Илья. – Хочу поставить себе железную дверь в квартиру. – У тебя, вроде, комната. – Сосед скоро съезжает. Вся хата отходит мне. – Поздравляю. – Пока рано. Года два подождать еще придется. Я давно уже не загадывал больше, чем на сутки вперед, и рассмеялся. – Дверь тебе не нужна. Профессионал откроет любую дверь палочкой от мороженого. Поставишь бронированную дверь – люди станут думать, что тебе есть что прятать за этой дверью. И однажды твою хату обязательно выставят. Брать у тебя, насколько я знаю, нечего... – У меня есть цветной телевизор, – с обидой сказал Илья. Я вспомнил Юру и авторитетно прогудел: – Телевизоры уже не выносят. Выносят видео, компьютеры, шубы и золото. – Этого у меня нет. – У меня тоже. Солидные женатики, мы закончили разговор взаимными приветами своим вторым половинам. Ночью меня разбудил телефон. Звонил Юра. Он плакал. – Андрюха, – позвал он, – извини, что беспокою... Извини, пожалуйста... – Ерунда, – ответил я. – Что случилось? – Извини, ради Бога... Мне просто некому больше позвонить... Я звонил Иванову, но его нет дома... – Что случилось? – Ничего. Ничего не случилось. Абсолютно ничего. Можешь выполнить одну мою просьбу? – Конечно. – У тебя ведь есть Лимонов? «Эдичка» есть? – Естественно. Юра всхлипывал, словно ребенок. – Почитай мне, пожалуйста, последнюю страницу. Самый конец. Извини за такую просьбу... Я никогда не видел и не слышал, как он плачет, но почти не удивился. Слезы – это мужская привилегия. Книг я имел в доме совсем немного, но это были отборные книги, наши книги: «Остров Крым», «Аквариум», «Эдичка», «Понедельник начинается в субботу», «Крестный отец», «Триумфальная арка». Тексты, выученные едва не наизусть и цитируемые при всяком удобном случае целыми абзацами. На ощупь я нашел зачитанный до дыр томик в мягкой обложке, прошел, едва не наступив на спящего щенка, в туалет, зажег свет, закрыл за собой дверь – хорошо, что недавно купил длинный, в пять метров, шнур к телефонному аппарату. Из трубки доносились тяжелые вздохи и сопение. Когда через несколько минут обеспокоенная жена отыскала меня в сортире, я сидел на унитазе и негромко, однако с выражением, бубнил: – «Идите вы все на хуй, ебаные в рот суки! Идите вы все на хуй!»
3
Мы родились в шестьдесят девятом году. С разницей в девять дней. Юра Кладов – шестнадцатого июля. Я – двадцать пятого. В тот год и в тот месяц весь мир, затаив дыхание, следил за тем, как американские астронавты высаживаются на Луну. |
