Роберт Джордан. Великая ОхотаКолесо Времени - 2
Эта книга посвящается Люсинде Калпин, Алу Демпси, Тому Догерти, Сюзан Ингланд, Дику Галлену, Джону Джарольду, «Парням из Джонсон-Сити» (Майку Лесли, Кеннету Лавлесу, Джеймсу Д. Ланду, Полу Р. Робинсону), Карлу Лундгрену, «Монтанской Шайке» (Элдону Картеру, Рэю Гренфеллу, Кену Миллеру, Роду Муру, Дику Шмидту, Рэю Сэшионсу, Эду Уайлди, Майку Уайлди и Шерману Уильямсу), Уильяму Макдугалу, Луизе Шиве Попхэм Раоул, Тэду и Сидни Ригни, Роберту А. Т. Скотту, Брайану и Шэрон Уэбб и Хэзер Вуд.
Они пришли мне на помощь, когда Господь прошел по воде и подлинное Око Мира прошло через мой дом. И свершится так, что созданное людьми будет разрушено, и Тень проляжет чрез Узор Эпохи, и Темный вновь наложит длань свою на мир людей. Жены возрыдают, а мужей охватит ужас, когда государства земные распадутся, будто сгнившая ветошь. Не устоит ничто и не уцелеет... Но будет рожден один, дабы встретить не дрогнув Тень, рожден вновь — как был рожден прежде и будет рожден опять, и так бесконечно. Возрожден будет Дракон, и при его новом рождении станут причитать и скрипеть зубами. В рубище и пепел облачит он людей и своим явлением вновь расколет мир, разрывая скрепляющие узы. Словно раскованная заря, ослепит он нас и опалит нас, но в то же время Дракон Возрожденный встанет против Тени в Последней Битве, и кровь его дарует нам Свет. Пусть струятся слезы, о люди мира! Восплачьте свое спасение.
Пролог В ТЕНИ
Громадная комната, если не приглядываться с особым вниманием, вполне могла сойти за один из дворцовых покоев: высокие мраморные камины, свисающие с купола-потолка золотые лампы, многоцветные гобелены, выложенный замысловатым узором мозаичный пол. Но только если не приглядываться. Камины были холодны. На толстых, с ногу человека, поленьях плясали языки пламени, но тепла не давали. Стены под гобеленами, потолок, высоко над лампами, — неотделанный, почти черный камень. Окон не было совсем, лишь два дверных проема на противоположных концах помещения. Выглядел зал так, будто кто-то предполагал придать ему сходство с дворцовой приемной, но не удосужился придать ему достоверность большую, чем свойственна беглому наброску. Где находится этот зал, человек, который называл себя Борс, не знал — и не думал, что об этом известно хоть кому-то из остальных. Ему даже размышлять было неприятно о его местоположении. Достаточно и того, что он был вызван сюда. Об этом ему тоже не нравилось думать, но на подобное приглашение даже он не смел ответить отказом. Он поддернул плащ, мысленно поблагодарив огонь за холод. Было бы слишком жарко под черной шерстяной тканью, скрывающей его фигуру до самого пола. Вся его одежда была черной. Многочисленные толстые складки прятали под собой ссутуленные плечи — так он маскировал свой рост — и не позволяли определить, толст он или худ. Здесь не он один завернулся чуть ли не в штуку ткани. Молча он рассматривал своих сотоварищей. Большая часть его жизни прошла под знаком терпения. Всегда — если он выжидал и наблюдал достаточно долго — кто-то допускал ошибку. Большинство присутствующих тут мужчин и женщин исповедовали тот же жизненный принцип; они наблюдали и молча слушали тех, кто говорил. Некоторые люди не выносят ожидания или молчания, и потому они выдают больше, даже не осознавая того. Среди гостей скользили слуги — стройные золотоволосые юноши и девушки, — предлагавшие с поклоном и бессловесной улыбкой вино. Похожие друг на друга молодые люди, они носили обтягивающие белые бриджи и свободные белые блузы. И двигались они все с волнующей грацией. Каждый походил на другого, словно отражение в зеркале, юноши столь же красивы, как прекрасны девушки. |
