Алана Инош. Великая оружейница. Рождение МечаПовести о прошлом, настоящем и будущем – 1
Часть 1. Влюблённая в жизньЯрка и красочна осень в Белых горах. Буйная грива лесов и шелестит мягким золотом, и пылает рыжим огнём, и рдеет тяжёлым, царственным багрянцем. Тих и прозрачно-сладок прохладный воздух в лесу, пахнет преющей листвой, грибами и осенней зябкостью. Алеют под ногами рассыпанные по сырым местам ягоды клюквы и брусники. Грустью веет эта роскошная краса, прощальным холодком касается щёк ветер, а лучи солнца просвечивают сквозь склонённые ветви янтарным сиянием. Только сосны и ели не меняют своего зелёного наряда, оставаясь непоколебимо прямыми, горделивыми и строгими среди лиственной пестроты. Сосновый бор тих и светел. Сосново-прям был и стан женщины-кошки, бесшумными шагами скользившей по осеннему лесу. Её стройные ноги с упругими икрами и тонкими щиколотками едва приминали влажную, начавшую буреть траву. Наряд глубокого чёрного цвета был добротен, но скромен: подпоясанный кушаком кафтан с небольшой и неброской вышивкой, порты, сапоги, барашковая шапка. Ясные искорки отражались в хрустально-чистых голубых глазах путницы, а с губ не сходила светлая, добродушно-открытая улыбка. Женщина-кошка улыбалась прозрачному золоту озарённой солнцем листвы, осенним цветам, смахивала с лица паутинки… Её пригожее, темнобровое лицо излучало простодушную любовь ко всему живому. Она радовалась каждой травинке, каждому солнечному зайчику, любовалась осенней красой леса и дышала полной грудью. Присев на пенёк, путница достала из котомки горбушку хлеба и принялась неторопливо жевать. Тенькали синицы, дивясь её огромному росту, а она ласково щурилась от щекотавшего её густые чёрные ресницы солнышка. Большая рука с шершавыми пальцами протянулась к цветочкам… – Не бойтесь, маленькие, – литым колоколом прогудел грудной, глубокий голос. – Не буду рвать вас. Поглажу только. Эх, зима скоро… Укроет вас снежок. Нутряная сила этого голоса рокотала могучей рекой, он призван был грохотать, точно горный водопад, и тем удивительнее в нём звучала приглушённая нежность. Богатырски-крупные руки с забившейся под ногти сажей выдавали в путнице труженицу молота и наковальни. Улыбчивую жительницу Белых гор звали Смилиной. Когда она сняла шапку, солнце заблестело на её изящном черепе, почти лишённом волос – только с темени развернулась вдоль спины вороная прядь, заплетённая в косу. Встав с пенька и с хрустом потянувшись, Смилина принялась скидывать с себя одёжу. Она собиралась сейчас охотиться, а хлеб ела лишь потому, что взяла в привычку приглушать перед этим голод. На сытый желудок не пожадничаешь и удовольствуешься скромной добычей. Осенний ветерок прохладно обнял великолепное в своей пружинистой мощи тело. Развитые мышцы сливались в живой и твёрдый доспех под гладкой кожей, узкая талия очерчивала плоский живот с втянутым пупком, а небольшие чашеобразные груди ещё ни разу не кормили дитя молоком. Синеокий взор приобрёл сосредоточенную твёрдость; перевернувшись через голову, Смилина приземлилась на четыре пушистые лапы. Чёрной кошкой она заскользила по лесу. Впрочем, сегодня на добычу ей не везло: надо было идти в сумерках, когда зверьё выбирается из своих укрытий на кормёжку. Но уж очень Смилина любила ясное солнышко… Осенью лес дивно хорош собой. Она очутилась на берегу озерца. «Ай, ладно, – решила она про себя. – И рыба сойдёт». Вода была холодной, но могучая кошка смело прыгнула, подняв тучу брызг. Плавала она отлично. Рыбалка увенчалась успехом: вынырнула Смилина с увесистым сигом в зубах. Бросив добычу на траву, чёрная красавица встряхнулась, отчего её мокрая шерсть встопорщилась ежовыми иголками. От сига не осталось даже косточек. Обсыхая на грустном, едва-едва греющем солнышке, кошка облизывалась: к усам пристала чешуя. |
