* * *

Только сохранившиеся письма великой княгини приоткрывают завесу тайны, окружающую образ это женщины. И образ этот весьма неожиданный. Прежде всего Елизавета Федоровна предстает в своих письмах отнюдь не забитой и покорной прихотям мужа женщиной и не ангелом «не от мира сего». Одно из писем датировано мартом 1899 г., когда Россия была охвачена первой всеобщей студенческой забастовкой. Великая княгиня утешает Николая, напоминая ему, что «у всех бывают минуты уныния, – что ж, надо уповать на Бога и верить что Он наставит – и в особенности тебя, Своего помазанника», и рекомендует почитать «чудесную книгу», которая исполнена «глубокого смысла, полезного для правителя». Только книга эта – отнюдь не Святое Писание и не какие-то откровения отцов церкви. Елизавета рекомендует своему шурину… мемуары Бисмарка и замечает: «как человек он не может нравиться, но как министр и государственный деятель он непревзойден».

Она именно великая княгиня, увлеченная российской и мировой политикой и весьма амбициозная. Она имеет свое мнение и не стесняется высказывать его. «Всеми овладело чувство неуверенности, – пишет она, – и в такой момент необходимо, чтобы каждый оставался на своем посту». И тут же начинает обсуждать последние назначения в правительстве: «Я так рада, что тебе нравится Б. (Н. И. Бобриков, назначенный губернатором Финляндии. – Е. П.). Подумать только, какой вздор – воображают ведь, что ты хотел, чтобы это место занимал Костя (великий князь Константин Константинович. – Е. П.). Какой-то бред, а его еще повторяют. Он чудный, но он – поэт, а поэт не способен справиться со столь серьезной должностью. Он даже не может свой полк содержать в порядке, этот мечтатель. И потом я уверена, что ты не хочешь, чтобы великие князья занимали такую должность или же были еще генерал-губернаторами. Мы в нашем положении не должны занимать такие посты, на которых с нами можно было бы обращаться, как с простыми смертными. В военном командовании – другое дело, так всегда было, и это тот род службы, что ожидаешь от великого князя. А все прочие посты, где становишься мишенью для каждого, даже унижают наше звание… Мы должны окружать пьедестал нашего государя и быть верными ему». И, не упуская случая, напоминает о заслугах своего мужа: «Он делает все, что только возможно, чтобы угодить тебе, и, тем не менее, мы пережили много горьких минут».

В другом письме она снова касается студенческих волнений и дает свои рекомендации по борьбе с ними, которые звучат отнюдь не в духе христианского всепрощения. «Мой милый, мой дорогой брат, – пишет великая княгиня, – если бы только ты не шел на поводу у общественного мнения! Бог благословил тебя редким умом, так доверяй же своим собственным суждениям! И Он вразумит тебя быть жестким, и очень жестким! И потом, оказывай хотя бы некоторое доверие своим министрам, либо же отставь их, если не считаешь достойными, но ради себя самого и ради своей страны не подрывай их авторитета перед всем миром! Это невероятно опасно, и название этому – революция сверху. Ты не представляешь себе, какой угрожающе серьезный оборот приняло это дело, и все честные, верные, лояльные подданные вопиют: „О, если бы он управлял железной рукой!“»

Далее она излагает свой план действий (очень осторожно, так как было хорошо известно, что Николай не выносит никакого давления на себя и просто перестает слушать, когда ему советуют то, с чем он внутренне не согласен): «Можно, я выскажу одну мысль? Возможно, это и вздор, годный лишь на то, чтобы швырнуть его в твою корзину для мусора… Не мог бы ты издать новые распоряжения для того, чтобы покончить с этим? Эти молодые люди злоупотребляют твоей добротой и той отцовской заботой, которую ты хотел проявить по отношению к ним.