Павел благоразумный и послушный сын, выбрал Вильгельмину, «и всю ночь я ее видел во вне», – так записал он в своем дневнике.

По-видимому, он искренне и глубоко полюбил принцессу Гессен-Дармштадтскую, которая носила теперь имя Натальи Алексеевны. Возможно, ему нравилось, что его жена оказалась весьма строптивой и своенравной, что она осмеливалась возражать даже его матери. И когда Наталья умерла, не выдержав первых родов, он сильно горевал о ней.

А Екатерина уже торопилась с новой женитьбой сына: София Доротея уже достигла брачного возраста, ее вот-вот могли выдать замуж за кого-нибудь другого. Ей самой легко было, по ее собственным словам, «помышлять о награде потери», то есть думать, какие выгоды сулит ей преждевременная смерть невестки. Но как же убедить Павла, что сейчас не время для траура?

И вот она уже пишет своему старому приятелю, с которым привыкла делиться всеми новостями, – немецкому дипломату Каспару Мельхиору Гримму: «Увидев корабль опрокинутым на один бок, я, не теряя времени, перетянула его на другой и старалась ковать железо, пока горячо, чтоб вознаградить потерю, и этим мне удалось разсеять глубокую скорбь, которая угнетала нас».

Но как она этого добилась? Во-первых, показала безутешному юному вдовцу письма, из которых следовало, что жена изменяла ему с его лучшим другом, князем Чарторыйским (неудивительно, что Павел разучился доверять людям). А во-вторых, нашла подходящий момент, чтобы продемонстрировать ему новую невесту в наилучшем свете.

«Я начала с того, – пишет императрица, – что предложила путешествия, перемену мест, а потом сказала: мертвых не воскресить, надо думать о живых. Разве оттого, что воображали себя счастливым, но потеряли эту уверенность, следует отчаиваться в возможности снова возвратить ее? Итак, станем искать эту другую.

– Но кого?

– О, у меня есть в кармане!.. Да, да, и еще какая прелесть! И вот любопытство сразу возбуждено.

– Кто она, какова она? брюнетка, блондинка, маленькая, большая?

– Кроткая, хорошенькая, прелестная, одним словом, сокровище, сокровище приносит с собою радость.

Это вызывает улыбку; слово за слово, призывается третье лицо, некий путешественник, столь проворный, что за ним никто не угоняется, прибывший недавно, как раз для того, чтобы утешать и развлекать; и вот он делается посредником, начинает переговоры; курьер послан, курьер возвращается, устраивается путешествие, приготовляется свидание, и все это совершается с неслыханною быстротою. И вот удрученные сердца успокоиваются; грусть еще не отходит, но неизбежно рассеивается приготовлениями к путешествию, которое необходимо для здоровья и для развлечения.

– Дайте нам пока портрет, в этом нет беды.

Портрет? Мало таких, которые нравятся, живопись не производит впечатления. Первый курьер привозит портрет. На что он? Портрет может произвести неблагоприятное впечатление. Пусть он лучше остается в своем ящике.

И вот портрет целую неделю лежит завернутый там, где его положили, когда он был привезен, на моем столе, возле моей чернильницы.

– Что же, он красив?

– Смотря по вкусу; моему вкусу он вполне удовлетворяет. Однако на него посмотрели, немедленно положили в карман и снова на него посмотрели. Наконец, он наполнял собою и ускорял приготовления к путешествию, и вот они в дороге… Я не знаю, но с 1767 года я всегда чувствовала преобладающее влечение к этой девице; рассудок, который, как вы знаете, часто вводит в заблуждение инстинкт, заставил меня предпочесть другую, потому что большая молодость не дозволяла устроить дело тотчас, и вот именно в то время, когда казалось, что я потеряла ее навсегда, самое несчастное событие возвращает меня к предмету моей страсти.