– Но, Вольдемар, – расплакалась Мария Павловна, – я же не думала ни о чем таком, а только хотела как лучше. Мистер Роджерс, он сам ко мне пришел и сказал, что мой старший сын должен стать новым русским царем…

– И ты, как та глупая мышь, полезла в мышеловку за кусочком сыра, – вздохнул Великий князь, – сколько лет с тобой живу, Мария, и все не устаю удивляться. Вроде и умная ты у меня женщина… ну да ладно. Если этот Роджерс сам к тебе пришел, может, дела и в самом деле не так плохи. Съездим с тобой вместе в Царское село, покаемся перед Ники, может он и простит, потому что никогда не может долго держать зла. Что стоишь столбом, давай быстрее собирайся. И не беспокойся за Кирилла с Борисом – посидят немного на офицерской гауптвахте; Михаил лично меня заверил, что ничего с ними не случится. А Кирюха, быть может, еще и излечится от своего пьянства – все, как говорится, на пользу.

24 мая 1904 года, утро. Санкт-Петербург, ул. Жуковского, дом 31.

Дора Бриллиант, революционерка, террористка, еврейка и жертва режима.

В детстве мне часто снился один и тот же прекрасный сон – я, взрослая, в расшитом блестками обтягивающем трико, с сияющей, украшенной перьями, диадемой на голове, несусь на черном жеребце вдоль арены цирка. Сияя невозмутимой улыбкой, я выделываю на спине лошади смелые, головокружительные трюки; публика ахает, замирает – и разражается аплодисментами. И вот я, грациозно спрыгнув со спины коня, выхожу на середину арены и раскланиваюсь перед восхищенными зрителями, посылая во все стороны воздушные поцелуи. Сердце мое яростно стучит, на щеках горит румянец, грудь вздымается; все мое тело объято пьянящим ощущением абсолютного счастья…

Только во сне я испытывала такое чувство, но в реальности – никогда. В жизни я была робкой и застенчивой полной девочкой, с которой никто не дружил. В период отрочества моя внешность и вовсе испортилась – все мое лицо покрылось ужасающими прыщиками… Я тяжело переносила насмешки сверстников, хоть и старалась не показывать виду. Я сутулилась и одевалась во все темное, стараясь быть как можно менее заметной. И только во сне я перевоплощалась в необыкновенно прекрасную стройную циркачку, которой восхищались, которой рукоплескали… «Дора Бриллиант, королева цирка!» – так меня представляли там, в этом мире несбыточных грез; и слова эти еще долго продолжали звучать в моем сознании, когда я, уже проснувшись, лежала в своей постели с мокрыми от слез глазами…

Трудно не фантазировать о собственном величии, если имеешь такое красивое, звучное имя – причем настоящее, невыдуманное. Но кто я была на самом деле? Некрасивая девочка, которая, повзрослев, стала ненамного краше. Полнота, конечно, ушла, но мне все еще казалось, что окружающие смотрят на меня с насмешкой. Я старалась перебороть в себе это чувство, идущее из детства, и порой мне даже казалось, что это у меня получается. Прекрасные сны, к большому сожалению, перестали посещать меня, и я сильно скучала по тому упоительному ощущению собственной значимости. Но мое имя… Оно словно требовало использовать свой потенциал. И это несоответствие имени и моего места в жизни все время мучило меня – оно скребло непрестанно, не давая забыть о нем ни на минуту.

Но однажды все это прекратилось. Это произошло благодаря знакомству с людьми, идеи которых так точно соответствовали требованиям моей души, что я, войдя в их круг, испытала почти настоящую эйфорию. Первое время я даже не могла спать от радостного возбуждения – я нашла смысл своего существования! Этим смыслом стала революционная борьба. Теперь все встало на свои места… Революция! Она была как раз тем черным жеребцом, на спине которого я, улыбаясь, бесстрашно выделывала опасные трюки… Мой сон воплотился – таким вот неожиданным образом… Революция! Пылкие речи моих соратников по борьбе с самодержавием заставляли мое сердце биться горячо и вдохновенно.