|
Оказывается, безопасность нам была обещана только в том случае, если русский крейсер будет один, а британских – много. При всех других вариантах британский лев тут же превращается в забравшегося на дерево испуганного кота. Не знаю, наверное, я к ним очень строг, но то, что я видел сам, в полном объеме соответствует моим словам. Британцы бежали, а нас ожидало посещение русских досмотровых команд, арест и долгое заключение на ужасной сибирской каторге… По крайней мере, так мы думали в тот не самый приятный для нас момент, когда русские броненосцы и крейсера начали ложиться в дрейф рядом с нами и спускать на воду паровые катера и гребные шлюпки.
В Гамбурге в трюм «Красотки Лизетт» были погружены армейские палатки, солдатские сапоги, походные котлы, заступы, киркомотыги и прочий лагерный инвентарь. Но это было далеко не все. Под аккуратно уложенными тюками с инвентарем скрывались партия фугасных снарядов к новейшим гаубицам Круппа, а также ящики с несколькими десятками датских ручных пулеметов Мадсена под японский патрон к винтовкам Арисака и боекомплект к ним. Я не знаю, стоит ли этот груз того ужаса, который нам предстоит пережить. Ведь это не наша война, она идет на другом конце света; и мы, немцы, не имеем в ней никакого интереса. У меня, между прочим, в Риге живет очень много родственников из числа остзейских немцев, и в молодости я даже хотел жениться на одной русской Маше. Я до сих пор иногда жалею, что не смог этого сделать – особенно, когда приближается шторм и у меня начинают ныть старые кости. Сейчас шторма нет и в помине, но кости все-таки ноют. Наверное, оттого, что это мой последний рейс в качестве капитана. Если мне даже удастся выпутаться из этой передряги, вернувшись в Германию живым и здоровым, то какой судовладелец рискнет доверить капитанский мостик человеку, который потерял уже одно доверенное ему судно? Досмотровая партия, которая прибыла на борт «Красотки Лизетт», была с броненосца «Цесаревич» – по крайней мере, именно это название было написано на ленточках матросских бескозырок. Лейтенант, командовавший досмотровой партией, оказался моим соплеменником, остзейским немцем по фамилии фон Шульц, прекрасно владеющим немецким языком. Оказывается, в Петербурге (никогда туда не ходил, в основном в Ригу и иногда в Ревель) живет много немцев, даже больше, чем в Риге. Ну, я ему и рассказал все как на духу, показав подлинный грузовой коносамент, включающий в себя снаряды, пулеметы и патроны, которые во втором документе числились как балласт. Не знаю, почему я так сделал – наверное, просто искал защиты у человека, который разговаривал на одном со мной языке. Так вот, палатки и прочий лагерный инвентарь не особо возбудили лейтенанта фон Шульца. Он сказал, что из-за такой мелочи призовой суд даже не стал бы конфисковать наше судно, удовольствовавшись лишь конфискацией самой контрабанды. Таких трампов, как «Красотка Лизетт», уже захвачено так много, что впору их уже солить, как солят треску (это такой русский юмор). Лейтенант фон Шульц поднял вверх тонкий сухой палец – снаряды и пулеметы с патронами, мол, это уже по ту сторону добра и зла. На каторгу за них я, наверное, все-таки не пойду – ведь это не запрещенные орудия войны; но своего корабля лишусь непременно. Призовой суд наверняка его конфискует, купив всей моей команде билеты третьего класса для проезда в так любимую мною Ригу. Хотя, добавил он, поскольку я сам пошел на сотрудничество с русскими властями в его лице, возможны различные благоприятные для меня и моей команды варианты. Все зависит от нашего дальнейшего поведения. А пока я должен собрать своих матросов и объяснить им, что сотрудничество с русскими властями – это хорошо, а сопротивление – так плохо, что хуже не бывает.
31 мая 1904 года, около полудня, там же, бронепалубный крейсер 1-го ранга «Аскольд». Командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Степан Осипович Макаров. |
