— Иногда я думаю, что вы, немцы, должны жениться на машинах, а не на людях. Шульц, сержант, — ты ведешь себя точно так же. как он.

— Если ты заботишься о своих инструментах как следует, то они позаботятся о тебе, когда это понадобится, — автоматически проговорил Ягер, будто рассказывал таблицу умножения. — Если они нужны тебе, чтобы остаться в живых, то лучше как следует позаботиться о них, а иначе будет поздно упрекать себя за небрежение.

— Дело не в том, что ты делаешь. Дело в том, как ты это делаешь: словно в мире нет больше ничего, только ты и машина, какая бы она ни была, и ты слушаешь только ее. За русскими я никогда такого не замечала. Шульц все делал точно так же. Он хорошо думал о тебе. Возможно, он старался быть похожим на тебя.

Похоже, это позабавило Ягера, проверявшего действие взводного механизма: он кивнул сам себе и надел «шмайссер» через плечо.

— Ты как-то говорила мне, что он тоже нашел русскую подругу?

— Да. Я не думаю, что у них все получилось так хорошо, как у нас, но все равно — да.

Людмила не стала рассказывать ему, сколько времени потратил Шульц, пытаясь стянуть с нее брюки, до встречи с Татьяной. Она не намеревалась рассказывать ему об этом. Шульц ничего не добился, и ей даже не понадобилось врезать ему по морде стволом пистолета, чтобы он убрал от нее свои лапы.

Ягер встал:

— Пойдем-ка и мы в помещение пожарной команды. Я хочу кое-что сказать Анелевичу. Не только в борделях — Скорцени может найти убежище и в церкви. Он — австриец, а значит, католик или, вероятно, воспитан как католик, но вообще это человек наименее набожный из тех, кого я знаю. Значит, появляется еще одно или несколько мест, где надо его искать.

— Сколько у тебя разных идей! — Людмила и не подумала бы о чем-то, связанном с религией. А здесь это устаревшее учреждение оказалось стратегически важным. — Да, я думаю, стоит проверить. Та часть Лодзи, которая нееврейская, как раз католическая?

— Да.

Ягер направился к двери. Людмила последовала за ним.

Держась за руки, они спустились по лестнице. Пожарная команда находилась всего в нескольких кварталах — надо было пройти по улице, повернуть на Лутомирскую — и вы уже на месте.

Они пошли по улице. Они собирались повернуть на Лутомирскую, когда сильный удар, похожий на наступление конца света, сотряс воздух. В этот страшный момент Людмила подумала, что Скорцени взорвал свою бомбу, несмотря на все то, что они сделали, чтобы остановить его.

Но затем, когда стекла вылетели из окон, она поняла, что ошиблась. Этот взрыв произошел неподалеку. Как взрывается бомба из взрывчатого металла, она видела. Если бы она находилась так близко от места ядерного взрыва, то была бы мертвой прежде, чем поняла, что произошло.

Люди кричали. Некоторые убегали от места, где взорвалась бомба, другие бежали к нему, чтобы помочь раненым. Среди последних были и они с Ягером, они бежали, расталкивая мужчин и женщин, бегущих навстречу.

Уши заложило, но она слышала обрывки фраз на идиш и на польском: «…повозка перед… остановилась там… человек ушел прочь… взорвалась перед…»

Затем она подошла достаточно близко, чтобы увидеть, где была взорвана бомба. Здание пожарной команды на Лутомирской улице превратилось в кучу обломков, сквозь которые начало пробиваться пламя.

— Боже мой, — тихо сказала она.

Ягер смотрел на ошеломленные и истекающие кровью жертвы с мрачной решимостью на лице.

— Где же Анелевич? — спросил он, словно желая, чтобы боевой лидер евреев возник из развалин.