Любимый и Родной академий не кончал.

Возможно, именно поэтому долгожданные подкрепления, лично возглавленные им, подоспели к развалинам Кай-Лаона столь неожиданно, как раз в тот неуловимый, в любой войне все решающий момент, когда весы сражения вздрогнули и закачались в зыбком, ежесекундно изменяющемся и готовом в каждый миг оборваться равновесии.

Чудовищный, тактически безупречный удар колонны супертанков, пробив брешь в обороне противника, с точки зрения высокой стратегии мало что изменил. Вынужденный отступить, таученг Нол Сарджо сумел закрепиться на заранее подготовленных позициях западнее оставленного населенного пункта и, дождавшись подхода резервных частей, с марша бросил их в контратаку, постоянно перегруппировывая войска, маневрируя, то притворно отступая, то нанося короткие резкие удары по вырвавшимся вперед подразделениям имперской пехоты. И свежие, на крайний случай прибереженные эскадроны, в считанные секунды располовиненные пулеметным огнем, трепали и дергали боевые порядки наступающих врагов.

Раз за разом - шквальные залпы и кавалерийские атаки, молниеносные просверки сабель, развевающиеся по ветру гривы куньпинганов - маленьких горбатых лошадок, плюющихся на скаку кровавой пеной… не смертельно, но надоедливо, утомляюще… и все это мешало императорским частям закрепить уже одержанную победу, опрокинуть, смять и уничтожить оттесненных бунтовщиков. Очень может быть, они давно уже достигли бы цели, не стой против них сам Тигр-с-Горы, достойный выученик Огненного Принца, великий мастер кинжальных ударов, когда невозможно ответить обидчику по заслугам и мощь ответного взмаха уходит в никуда, исчезая в вязкой, вроде бы и не пытающейся сопротивляться глиняной массе.

И все же, воодушевленные успехом, имперцы продвигались вперед, в первую очередь - на левом фланге, где волна за волной, отдавая сотни жизней под исступленным огнем, наступали егерские полки и генерал Тан Татао, не выпуская папиросы изо рта, лично шел в атакующих шеренгах, спокойно, без малейших признаков раздражения расстреливая замешкавшихся из табельного пистолета. С какого-то момента именно левый фланг стал сердцем битвы, и сделалось вполне очевидным, что к вечеру, максимум - к ночи, резервная линия обороны «Борцов Свободного Дархая», невзирая на яростный порыв подошедших подкреплений, будет сломлена…

И, осознав это, таученг Нол Сарджо сделал последнее, что могло бы, пожалуй, - при большом, очень большом везении! - переупрямить судьбу. Собрав последние части, поставив в строй каждого способного держать оружие, вплоть до музыкантов, полевых знахарей и личных массажисток, он предпринял бесхитростную, откровенно лобовую атаку против наступающих егерей - и спустя восемь минут, угодив под перекрестный огонь минометов, был ранен в ногу, затем, почти одновременно, подбит снова - на этот раз в грудь и в плечо… Когда его оттаскивали на плащ-палатке в то место, что пока еще называлось тылом, мельчайшие осколки разорвавшегося поодаль снаряда вспороли ему щеку, застряв в скульной кости, и все равно, уже полубредя, мало что соображая, он продолжал хрипеть, выплевывая вместе со словами обломки зубов и сгустки багровой мокроты:

- Держитесь! Держитесь!.. Мы победим!

С этого мгновения дело Свободного Дархая могло считаться проигранным. Утратив связь, деморализованные ранением непобедимого Тигра-с-Горы, потерявшие убитыми едва ли не две трети личного состава, миньтау покачнулись и дрогнули. Принявший командование на себя Любимый и Родной мало что соображал в передвижениях войск, и приказы его были по меньшей мере абсурдны.

Верхом же нелепости стал охватывающий фланговый удар отдельного танкового дао «Братья Дархая». Чудовищная безграмотность маневра была столь очевидна, что начальник Генштаба отказался верить первым донесениям с передовой и затребовал подтверждений. Получив необходимые данные, он долго смеялся над бессмысленной выходкой дилетанта.