Луня оттолкнулся разлапистым концом шеста, где специально были оставлены сучья-упоры, от песчаного дна, и плот отчалил от берега.

Арпаки, которых сидящий сзади Шык тянул за узды, нехотя вошли в воду, заволновались, теряя дно под копытами, заворочали налитыми страхом глазами, но потом ничего, успокоились и поплыли, чудно вытягивая шеи.

Безымянка, как назвал про себя реку Луня, была в этом месте куда как широка — шагов в пятьсот, из его лука и до середины не дострелить, пожалуй, с Великой Ва, главной рекой родов, что с заката огибает их земли, потягаться могла бы. Ладно, хоть не глубоко, шест до дна достает, а то грести пришлось бы, течение ловить, и к другому берегу приставать много ниже…

Пока Луня думал, сноровисто толкаясь шестиной, Шык напевал арскую песню, успокаивая коней. Так и переправились, без проишествий, только у самого берега, илистого и топкого, Луня оступился и здорово извозился в жирной прибрежной грязи.

Разгрузили плот, раскатали его на бревна и перетаскали лесины в кусты ивняка — пригодятся на обратном пути. Навьючили арпаков, помочились в реку, как велит обычай — чтобы здешний водовик запомнил путников и потом пропустил их без препятственно, вскочили в седла и продолжили путь.

Ночевали на берегу ручья, что нес свои воды к реке, спали спокойно Шык заговорил русалих девок и заставил их стеречь сон путников.

После сытного жаркого из убитого накануне сурка Луня быстро сомлел полубессонные ночи давали о себе знать, но утром проснулся на диво отдохнувшим и бодрым.

Отправились дальше.

— Через два дня к Черному лесу подъедем! Слушай и запоминай: — учил Луню по дороге волхв: — Тянется Черный лес почти на целую луну пути, до самого, почитай, Серединного хребта. Ход идет по полночной границе леса, так что по правую руку всегда будем этот проклятый лес иметь! Запомни перво-наперво — не заходи в него никогда, ни за какой надобностью! Лес сам по себе сила злая, заморочит, закружит, а там и его обитатели жуткие подоспеют!

Живет в Черном лесе нежить особая, такой больше нигде нету! Пауны меж ветвей летают, видом на черную паутину похожи. Облепит паун лицо, вдохнет человек его отравы — и не выдохнет уже никогда. Бойся паунов, ибо никакой защиты от них нет, ни заговор, ни оберег, ни оружие не помогут — сгинешь!

Под корнями деревьев прячутся синюхи. Эти на клубок синих змей похожи, только на концах змейских тел не пасти, а пальцы. Коли синюха за порты ухватила — все, конец, утянет в подкорневую нору, оплетет щупальцами и сожрет! От синюхи только добрым мечом отбиться можно, да и то не всякий муж такое совершить сможет.

Теперь — зыпь. Зыпи на наших ляг похожи, только ростом каждая с доброго кабана будет. Мерзкие они, бородавчатые, отравной слизью покрыты, и в пастях у них острые зубы. Прыгают зыпи на полтора дестяка шагов, руку или ногу человеку отхватить для них — что тебе мякушку житную откусить. От зыпей сон-трава помогает, махать ею округ себя надо, и заговор сонный есть, запоминай: «Сон-трава, мурава, соком пролейся, духом развейся, всех кругом усыпи, в землю спать уложи, пусть сон не вечером начнется, не утром кончится, и спать зыпи проклятой-триклятой не до весны, не до осени, а до скончания времен!». Повторить заговор надо трижды, а то не подействует, и уходить тихо-тихо, чуть шумнешь — зыпь проснется и на тебя накинется.

Живут еще в Черном лесу ползюки. Эти на червей дождевых похожи, только белые, и длиной с пару оглобель каждый. По ночам скользят ползюки меж травы, кустов и древесных корней, оплетаю ноги человеческие, присасываются к коже и кровь пьют, пока всю, до капли, не выпьют. Ползюков обережный круг останавливает, еще огня они боятся, и к горящему костру близко не подползают.