— Ох, чем эта духота, уж лучше бы пошел дождь, сэр! — сказал он. — Влажность такая, что трава киснет!

— Не повезло нашей метке в последний день нашего сильфлея! — поддержал его Лохмач. — Ступай разбуди капитана! Я подежурю вместо тебя!

Вербейник ушел, а Лохмач уселся у выхода, вдыхая душный воздух. Небо нависло над самыми вершинами деревьев, густые облака стояли неподвижно, с утренней стороны занимался ярко-оранжевый восход. Ни жаворонки, ни скворцы не пели. На пустом поле царила тишина. Внезапно Лохмача охватило непреодолимое желание бежать. Можно было биться об заклад, что в такой день Горицвет и его дозорные не пойдут обходом вокруг Эфрафы. В такую погоду все животные и насекомые окрестных полей и лесов, наверное, онемеют под огромной душной лапой грозы. Сегодняшний день был настолько неблагоприятен для всего живого, что все затаятся в норах. Однако беглецам это было на руку, так как скрыться в такую погоду было сравнительно легко!

Вдруг за спиной Лохмача послышались шаги: это охранники вели узника. В грозовом сумраке Блэкавар казался еще более измученным и усталым, чем обычно. У него был сухой нос и сверкали белки закатившихся глаз. Лохмач выскочил на поле, схватил листик клевера и поднес ему к носу.

— Попробуй клевера и смотри веселей! — сказал он.

— Это воспрещается! — вмешался один из часовых.

— Пусть ест, не тронь его, Бертсия, — сказал второй. — В такой тяжелый день мы сами еле дышим, а что уж говорить об этом бедняге!

Блэкавар проглотил листик клевера, а Лохмач отправился на свое место. Скоро во главе отряда появился Кервель. Кролики шли вяло и неохотно, и сам Кервель далеко не был веселым и подтянуто-бравым, как обычно. Он безмолвно пропустил наверх Хайзентли и Сесусиннан. Однако Нельтильта остановилась перед капитаном и дерзко посмотрела ему в глаза.

— Что, капитан, действует на вас погода? — спросила она. — Подбодритесь! А то вас потрясет одно интересное известие!

— Что такое? — грозно закричал Кервель.

— Ничего особенного! Вдруг у крольчих вырастут крылья и они мгновенно улетят?

Она выскочила на поле вслед за другими. Кервель хотел было ее остановить, но Лохмач его окликнул:

— Я, кажется, занозил заднюю лапу! Взгляни-ка, что у меня на пятке!

— Идем к свету! — сказал Кервель и занялся лапой Лохмача. Однако то ли он все еще думал о словах Нельтильты, то ли по иной причине, он искал занозу не слишком тщательно, что было к лучшему, потому что ее там не было.

— А, к чертям! — сказал он, подымаясь. — Опять сюда прилетела эта проклятая птица! Чего ей у нас надо?

— А что нам до нее за дело? Пусть ищет улиток! — попытался успокоить его Лохмач.

— Все подозрительное может стать источником опасности, — возразил Кервель. — А ты держись от нее подальше, Тлейли! Смотри у меня!

— Пожалуйста! А разве ты сам не сумеешь ее прогнать?

— Не смеши меня! Ты предлагаешь мне напасть на такую громадину, с клювом толщиной с мою переднюю лапу?

— Совсем не надо на нее нападать! Просто я помню одно заклинание, которому учила меня в детстве мать. Наверное, ты знаешь такую песенку:

— Ну, этот-то заговор против божьих коровок действует просто: они доползают до конца травинки, а когда некуда больше ползти, улетают!

— Будь по-твоему! Только, если тебе надоела эта птица, я знаю легкий способ от нее избавиться и вообще помню множество заговоров.

— А что это за заговор? — поинтересовался Кервель.

— Надо всего-навсего сказать:

Конечно, читать этот заговор надо на языке лесов и полей! Нечего ожидать, чтобы птицы понимали кроличий язык! Давай все же попробуем! Если это подействует, наши ребята подумают, что она тебя испугалась! Гляди, вон она присела за репейником! Надо подскакать поближе, затем сделать прыжок направо, еще один — налево и пошаркать по земле лапой! Так! Так! У тебя это отлично получается! Теперь надо насторожить уши и скакнуть вперед.