Свой герцогский дворец он подарил городу Ниверне, а национальной гвардии коммуны Сен-Уан, где ему все еще принадлежал великолепный дворец, выстроенный когда-то Ле Погром, — знамя. Именно поэтому новые власти позволяли ему вести привычный образ жизни, но все же не выпускали из поля зрения.

Кабриолет быстро довез Анну-Лауру с улицы Бельшас на улицу Турнон, хотя Сильвену пришлось проявить немалую сноровку, чтобы не вызвать недовольства прохожих, не любивших быстрые кабриолеты. Но даже на такой разумной скорости элегантный экипаж привлекал скорее гневные, чем дружелюбные взгляды. Сильвен вздохнул, когда пущенный меткой рукой камень отлетел от начищенной коляски:

— Я думаю, что госпоже маркизе лучше было выехать в фиакре. В Париже так будет безопаснее.

— Господин маркиз выезжает в кабриолете каждый день, и до сих пор с ним ничего не случилось, — буркнула Бина. — Ты, наверное, трусишь, Сильвен!

— Не больше, чем другие. Но теперь чем меньше привлекаешь к себе внимание, тем лучше.

Анна-Лаура не стала вмешиваться в этот спор. Раньше она никогда не обращала внимание на то, что происходит вне ее маленького мирка, но теперь она не могла не заметить, насколько изменилась улица Сен-Сюльпис, по которой они проезжали. Раньше всегда оживленная, особенно ближе к рынку, она стала мрачной и тихой. Многие лавки были закрыты. У мастеров и торговцев больше не было работы, потому что владельцы особняков уехали, а монастыри закрылись. Больше всех пострадали золотых дел мастера, изготовители париков, парикмахеры, продавцы модных изделий, безделушек и украшений, кондитеры и все те, кто зарабатывал деньги на роскоши прежних дней.

Группы безработных в карманьолах и полосатых брюках слонялись без дела или собирались на площади Сен-Сюльпис, с одной стороны которой находилась церковь, теперь закрытая, с молчащими колоколами, с другой — опустевшая семинария. Женщины в широких юбках, с платками, завязанными на груди, и в чепцах присоединялись к мужчинам или оживленно беседовали между собой. Казалось, все эти люди чего-то ждали. Но чего?

Герцог Нивернейский по-прежнему жил в своем роскошном особняке, когда-то принадлежавшем Кончини, флорентийскому авантюристу, ставшему благодаря Марии Медичи маршалом д'Анкром, позже казненному по приказу юного Людовика XIII.

Миновав церковь, кабриолет свернул на улицу Тур-нон, и Сильвен как раз подъехал к воротам, ведущим к особняку, когда путь им преградил гвардеец с трубкой в зубах.

— И куда это ты, парень, направляешься? — лениво поинтересовался он.

— Ясное дело — куда?! Я везу дам к монсень… к гражданину Нивернейскому. А ты что здесь делаешь? Я надеюсь, с хозяином дома ничего плохого не случилось?

— Плохого? А я здесь для чего? Ты что, смеешься? Объясняю, — гвардеец вынул погасшую трубку изо рта. — Гражданин Нивернейский — хитрая бестия. Он сообразил, что, пустив на постой Национальную гвардию, он обеспечит себе надежную охрану. И к тому же он нас содержит совсем неплохо! Храбрый старикан! Мы его любим…

— Мы тоже, — ответил Сильвен. — В кабриолете госпо… гражданка, которая хотела бы узнать о его здоровье и которой хотелось бы его увидеть.

— Я-то ничего не имею против. Что касается здоровья, гражданин Нивернейский себя чувствует вполне прилично. А вот насчет визита… Старика нет дома!

— Как это нет дома? — не удержалась от восклицания Анна-Лаура.