«И за свое легкомыслие», – подумала Екатерина.

– Я столько потерял…

«Да, целую Белоруссию, Галичину, Познань и скоро, быть может, потеряешь и всю Польшу с короной», – снова подумала Екатерина.

– Мои предначертания не всегда понимаются моими подданными, и сеймы срываются.

– Их срывает не голос страны, а одно своевольное слово, «veto», «nie pozwalam», – сказала императрица, распуская и складывая веер.

– Вот хоть бы в вопросах о диссидентах…

– Все зло тут, – перебила его Екатерина, – в недостатке веротерпимости: еврею предоставляется полная свобода исповедовать публично свою религию, а православные терпят гонения… В моей империи все религии находят во мне защиту, хотя бы то были идолопоклонники… Я не говорю о мусульманах, ламаитах, буддистах.

Станислав-Август хотел, казалось, о чем-то просить, но не решался. Екатерина ждала. Ее, видимо, начинал тяготить этот разговор, и она ждала, что Потемкин своим вмешательством облегчит тягостную беседу.

Но Потемкин продолжал упорно молчать…

«Пусть лях до конца сыграет дурака», – злобно думал он.

– Если ваше величество великодушно окажет мне поддержку, – решился наконец король.

– В чем, ваше величество? – вопросительно посмотрела на него Екатерина.

– В отношении пагубного «liberum veto».

– А каким образом?

– Активным вмешательством в действия сеймов.

– Но что скажут другие державы?

– В руках вашего величества ключи от всех европейских кабинетов.

– Но ключи не всегда подходят к замкам, – улыбнулась Екатерина.

– Ключи Австрии, Пруссии, Франции… – начал было король.

Но Екатерина ловким, чисто женским маневром перевела беседу на Крым, Турцию.

Заговорили о последнем крымском хане, Шагине-Гирее.

– Он еще в восемьсот двадцатом году добровольно отрекся от престола, – отвечала императрица на вопрос о нем короля.

– Был ли он представлен вашему величеству?

– Нет… это неудобно… Но я пожаловала его чином гвардии капитана…

«Чем-то тебя пожалую я, когда ты потеряешь престол и корону Пястов?» – подумала Екатерина, глядя на его все еще красивое лицо.

– Он теперь в Крыму, в Бахчисарае? – спросил Станислав-Август.

– Нет, я сначала предоставила ему избрать местожительством Воронеж, а в прошлом году приказала перевести его в Калугу.

– Доволен ли он своим жребием?

– Нет… В своем несчастии он сам виновен: его глупость и тиранство сделали его ненавистным его подданным, ханам и мурзам.

– Ныне подданным вашего величества?

– Да, волею судеб.

– И мудростию вашего величества.

Потемкин демонстративно начал посматривать на часы. Станислав-Август это заметил.

– У вашей светлости часы по петербургскому времени? – любезно спросил он.

– Нет, ваше величество, по личному меридиану моей августейшей повелительницы, – загадочно отвечал «Грицько Нечоса».

– Григорий Александрович называет «меридианом» мой путевой маршрут, с часами которого я должна строго сообразовываться, – поспешила Екатерина загладить прозрачную выходку покорителя Тавриды.

– Сколько же времени ваше величество располагаете пробыть здесь? – спросил король.