– Жизнь продолжается, – сказал один из них и, подмигнув, потискал королеву вуду за груди.

Аламеа не двигалась, смотрела молодому слуге в глаза и думала, что хуже быть не может. Мир родился на болотах Мончак, окреп, возмужал, повысил численность и получил революцию. И нет шанса сбежать. Теперь ты либо веселишь древних слуг и вендари, либо становишься их пищей. И никакого бизнеса. Аламеа не пыталась возражать, когда кровососы реквизировали ее запасы алкоголя и наркотиков. Не возражала она и когда кто-то из старых слуг, бывавших на болотах раньше, вспомнил, что нынешняя королева, которой удаются такие замечательные представления в кабаре, выступала и сама когда-то на сцене. Этот слуга пожелал снова увидеть ее в деле.

– Хуже уже не будет, – сказала она старой мамбо, готовясь к своему первому за последние годы выступлению.

С того дня старый трон отца стал всего лишь декорацией в очередной эротической постановке на сцене главного кабаре. Ночи стали невыносимо долгими, а дни безнадежно короткими. Аллигаторы выбирались на берег, чтобы забрать обескровленные тела. Убивали обычно самых трусливых. Никто не хотел видеть слезы и страх в новом мире. Так что если ты хотел жить, то нужно было улыбаться и уметь развеселить старых слуг вендари, которые, возможно, замолвят за тебя слово, когда настанет время кормить их хозяев. Никто не чувствовал себя в безопасности. Даже новая власть, особенно после того, как узнала о гибели Наследия.

Весть о ребенке по имени Фонсо разнеслась по болотам Мончак, накалив и без того неспокойную обстановку. Аламеа была вынуждена оставить дом, где теперь поселились новоприбывшие вендари. Королева вуду перебралась вместе со старой мамбо в крошечную комнату на окраине острова, где ютилась большая часть работников кабаре. Им приходилось выступать ночи напролет, потому что если ты не был на сцене, значит, старые слуги забирали тебя в зрительный зал в качестве пищи. Люди умирали от потери крови, истощения, наркотиков, которыми многие слуги любили накачивать своих жертв во время кормежки… И еще людей убивали вендари, продолжавшие прибывать на болота Мончак вместе со своими слугами, требуя пищи. Много пищи, чтобы набраться сил перед решающим боем с Фонсо, который, если верить слухам, искал ребенка Ясмин. Вообще казалось, что весь мир вращается возле этого ребенка. Аламеа слышала, что ушедшая в подполье паства вуду планировала не то наложить проклятье на молодую мать, не то совершить покушение. Слышала она и о том, что вендари напуганы появлением новой силы и планируют ускорить роды Ясмин или вырезать ребенка из ее чрева прежде, чем Фонсо прибудет на болота Мончак. Слухи подтвердились, когда кровососы начали ходить по баракам, где на тот момент селились бывшие хозяева островов, и узнавать, нет ли среди них врача-акушера.

– Не признавайся, – приказала Аламеа старой мамбо, боясь потерять последнего друга в этом безумном мире, но слуги могли заглянуть в мысли и узнать все без слов.

Толстую жрицу забрали из бараков и увели в дом, где был установлен примитивный операционный стол. Старая мамбо отказалась использовать скальпель, заверив слуг, что сможет ускорить роды отваром из трав.

– Это будет безопаснее для ребенка, – сказала старая мамбо.

Кровососы так долго изучали ее мысли, что у нее пошла носом кровь.

Заглянула в мысли толстой чернокожей жрицы и Ясмин. Заглянула просто так, надеясь лишь на то, что когда отвар будет готов, ее ребенок снова взбунтуется и уничтожит тех, кто хочет причинить ему вред. «А лучше и все эти проклятые болота», – подумала Ясмин. Она не была пленником, но и не чувствовала свободы. Старые слуги каждый день водили ее встретиться с их хозяевами, продолжавшими прибывать на остров. Дикие, древние, напуганные рождением Фонсо.