Глава 12

Темно. Темно и невыносимо страшно. Так страшно, как не было ещё никогда в жизни. И этот страх перекрывает даже резкую боль в ноге, которую, похоже сломал упавший на неё фрагмент потолка.

Кислорода не хватает, приходится с усилием проталкивать спертый воздух в горящие огнем легкие. Невозможно пошевелиться, чтобы принять более удобное положение, из-за завала, а также из-за боли в ноге. А от того, что уже не слышно прерывистого дыхания, находящегося рядом самого дорогого на свете человечка, страх только усиливается, практически сводя с ума, и невозможно уже остановить катившуюся по щеке слезинку, а от перехватившего горло кома дышать становится практически невозможно.

– Прости меня, мальчик мой, – не знаю как, но мне удалось перевернуться, и я прижал к себе обмякшее тело потерявшего сознание сына.

Никогда в самых страшных кошмарах мне не привиделось бы, что жизнь может закончиться вот так – на полу одной из комнат Зимнего дворца, где мы очутились по воле случая от действий безумца, которого, похоже, нашим общим друзьям с островов удалось обработать так, что он решил за них выполнить грязную работу по моему устранению. Никогда я не мог представить себе, что закончу вот так, задыхаясь от недостатка кислорода и невозможности хоть что-то сделать, чтобы хотя бы спасти своего ребенка.

Когда потолок начал рушиться, я успел схватить Пашку, упасть вместе с ним на пол и откатиться под защиту массивного стола, который выдержал основной удар, но в конце концов ножки которого подломились, и он рухнул, оставив тем не менее небольшую нишу, в которой мы с Павлом и сумели схорониться.

А потом я услышал, даже сквозь грохот, который казался бесконечным, свист, и мне по голове прилетел камень, ненадолго выключив из жуткой действительности. Когда же я очнулся, то услышал тихие всхлипывания и бормотания моего ребёнка.

– Папа, папа, проснись, ну проснись же, – в ответ я тихонько простонал.

– Тише, маленький, я не сплю, – мне удалось высвободить руку, и Пашка привалился к моему боку, свернувшись, как котёнок, вздрагивая всем своим маленьким тельцем.

– Папа, мы умрем? – как ни странно, но в его шепоте не было слышно паники или обреченности. Он просто спрашивал меня, и от этого хотелось забиться в истерике, потому что на меня после этих слов сына накатила безнадежность.

– Я не знаю, сынок, – я не мог его обманывать, почему-то сейчас мне показалось это неуместным, слишком жестоким. – Но ты лучше не говори, так больше воздуха останется.

Почувствовав, как мой мальчик кивнул, я снова закрыл глаза. Я редко молился, попав сюда, но сейчас слова сами собой всплывали в голове, и впервые я начал взывать к богу, чтобы он не оставил нас.

Распахнув глаза, я приказывал себе не закрывать их, приказывал себе не спать, параллельно тормоша Пашку, чтобы не дать ему заснуть. А ещё на меня напала зевота. Паникующий мозг пытался таким образом компенсировать недостаток живительного компонента.

В конце концов Пашка перестал реагировать на мои действия и попытки его разбудить. Его хриплое дыхание становилось все тише, а грудь поднималась все реже. Уже находясь в полузабытьи, мне удалось перевернуться и прижать к себе сына, укачивая его. Он почувствовал и на несколько секунд пришел в себя, пробормотав, что ему не страшно, ведь папочка рядом, он обязательно что-нибудь придумает, чтобы спасти его.

Я почувствовал, как тело Пашки обмякло. Он потеряла сознание, и теперь каждый редкий вздох мог стать для моего мальчика последним.

– Нет! – внезапно в груди вспыхнула ярость. Я ведь мужчина, мать вашу! Я взрослый, сильный и тренированный мужик! А значит, у меня хватит сил, чтобы хотя бы пробить небольшую дырку в завале, убрать хотя бы немного завалившего нас строительного мусора, чтобы можно было дышать.

И, собрав последние силы, я схватил ближайший камень, который нависал над практически придавившим меня столом и рванул его в сторону.