Калиг закивал в ответ:

— Он уважает тебя. По крайней мере, так говорит Насим. Но кроме того, он еще и боится тебя, твоей магии, любовь моя. Насим позволил этому страху остаться в нем, считая, что это к лучшему.

Лара усмехнулась:

— Да, милорд, в этом он был прав.

Она нащупала под ногами мягкий песок, оттолкнулась и, подплыв к водопаду, встала под его хрустальные струи. Калиг присоединился к ней и, будучи не в силах устоять, обнял ее и поцеловал. На мгновение она вновь позволила себе растаять в его объятиях и стала с удовольствием отвечать его губам, но почти сразу же отстранилась и снова поплыла на мелководье, вышла из воды и дала утреннему солнцу высушить ее.

Калиг последовал за ней.

— Значит, ты возвращаешься, — сказал он.

— Да, — кивнула Лара. — Но я обещаю, что, когда узнаю то, что мне нужно, я вернусь в Шуннар. Он станет моим домом, которым должен был быть уже многие годы.

— Должен ли я возвести отдельный дворец для тебя, любовь моя?

— Ты любишь меня, милорд, и если считаешь возможным жить со мной вместе, то мне вполне достаточно будет своих покоев, не более. Если же ты предпочел бы жить по отдельности, то да, в таком случае тебе придется сделать это, — ответила Лара. — Я подчинюсь твоей воле в этом вопросе.

— Но не в других, — усмехнулся Калиг. — Я хочу, чтобы ты была поблизости, в своих прежних покоях, любовь моя. И у Кади тоже есть своя комната, если я не ошибаюсь.

— Возьми с собой в Шуннар Даграса, — попросила Лара. — С тех пор как его верный конюх умер, слуги доминуса перестали о нем заботиться. Я вернусь в Теру за необходимыми сведениями, а затем исчезну оттуда навсегда. Ничто больше не держит меня там. И было очень глупо с моей стороны не понять этого еще многие годы назад. Моих смертных детей уже не осталось. Кемина пережила Арика, но теперь оба этих религиозных дома распроданы и потеряли всякую ценность. Для меня ничего больше не значит монастырь ордена Дочерей Великого Создателя. О, Калиг! — Лара обратила к нему свой взор. — Почему я не осознала раньше, что мое время в Тере закончено? Я вела себя как наивный смертный, который не может смириться с переменами и из последних сил держится за прошлое.

— Но ты должна была сама решить это для себя, Лара, — сказал Калиг.

— Однако теперь боюсь, что я дала Колгриму преимущество, — ответила она.

Принц-тень покачал головой:

— Нет, любовь моя. Все идет так, как должно. Этим решением ты избавилась от последних черт смертного в тебе. Как только магический мир станет твоим домом, ты полностью обратишься в волшебное создание. Но это решение ты должна была принять только сама. И я рад, что ты наконец это сделала.

Они вернулись в шатер, где их с улыбкой ожидала Кади.

— Я принесла вам завтрак, госпожа, мой господин.

Она наколдовала белые шелковые мантии с вырезами и манжетами, отделанными тонкой золотой нитью и миниатюрными трансмутами, и улыбнулась, когда крошечные самоцветы засияли кристально чистым золотистым светом. Трансмутами назывались драгоценные камни, которые меняли цвет в зависимости от настроения хозяина. Их добывали в Изумрудных горах гномы, покровители самоцветов. По их цвету Кади видела, что и ее госпожа, и принц-тень были счастливы. Лара и Калиг устроились на подушках, чтобы позавтракать. В их трапезу входил сливочный йогурт, абрикосы, дыни и зеленый виноград, теплый хлеб с маслом и горячий сладкий чай светло-пурпурного цвета, заваренный из маленьких листочков деревьев лаконоса, что росли в Шуннаре.