Если хоть частица чего-то хорошего была сейчас доступна Элене, то его святая обязанность оказать ей в этом содействие. Альтруистическое желание Мариэтты хотя бы на время вручить ей Елизавету говорило о том, что и она, ее лучшая подруга, понимала, что теперь доя Элены подошло время получить то, в чем ее так обделила несправедливая судьба.
Хотя предложение Пьетро оставалось в силе и Элена понимала, что он искренне вызвался ей помочь, она не стала ничего предпринимать в этом направлении, решив не писать Никколо. Она очень изменилась и постарела, у нее испортилась фигура, словом, уже давно она не была той красавицей, что пленила когда-то сердце Никколо. Да и заточение, как и последующая болезнь, не прошли для нее бесследно. Хотя внутренне она чувствовала себя твердой, уверенной в себе, как никогда, ее физическое состояние оставляло желать лучшего. Мысли ее перенеслись на Доменико. Даже если восторжествует справедливость и невиновность Доменико на основе тех документов, которые она передала Пьетро, будет доказана, что дальше? Как Мариэтта и Доменико будут заново по кускам собирать их разбитую жизнь и начинать все сначала? Ведь и он не остался прежним, он тоже изменился, точно так же, как изменилась и Мариэтта, став личностью нового типа, человеком, у которого развилась коммерческая жилка, давшая ей возможность обеспечивать себя и своих детей самой.
Особенно быстро Элена шла на поправку, когда во Дворце появлялась Елизавета. Вид радостной играющей девочки, невинные веселые шутки, которыми они обменивались, ее счастливая улыбка — все это давало Элене ощущение полного и безмятежного счастья. В промежутке между их встречами Элена отдыхала, спала, и девочка в сопровождении няни отправлялась куда-нибудь поиграть, например, в библиотеку, где сестра Джаккомина по-прежнему, теперь уже по указанию Пьетро, сидела за составлением каталога.
Мария Фонди была восстановлена в своей должности и вернулась во дворец в качестве камеристки Элены, как и раньше. Теперь, когда Элена не требовала столь интенсивного ухода, как прежде, Мариэтта могла какое-то время проводить в лавке и давать уроки Лукреции. По ночам Мариэтта или монахиня по очереди спали на раскладной кровати, установленной в спальне Элены, потому что та довольно часто просыпалась от кошмарных сновидений, сводившихся, в основном, к тому, что она вновь оказывалась в розовой гостиной под замком, и в отчаянии колотила в дверь, умоляя, чтобы ее выпустили. Просыпаясь после таких снов, она нуждалась в ком-то из близких, кто мог ее успокоить.
— Мама мне сказала, что и ты, и она — вы обе мои мамы, — однажды утром заявила Элене Елизавета. — Так же, как вы обе — крестные Бьянке. Поэтому я буду звать тебя мама Элена.
Элена, растроганная почти до слез, взяла лицо девочки в ладони и поцеловала.
Когда Мариэтта, наконец, смогла вернуться домой, она на некоторое время оставила Елизавету в палаццо Челано. И теперь девочку окружили таким вниманием, какого она не видела дома, где у Мариэтты была еще и Мелина, да и дети Адрианны. Лавка масок и мастерская по-прежнему процветали. Мариэтта была очень довольна тем, как шли дела в музыкальном отделе. Недавно осуществилась заветная мечта Леонардо — по соседству с магазином освободилось помещение, и теперь он мог разместить там магазин музыкальных инструментов.
В то время как сестра Джаккомина вполне могла совмещать работу в библиотеке и уход за Эленой, Бьянке было нужно возвращаться в Оспедале. Это решение принял Пьетро.
— Девушка должна возобновить свои занятия музыкой, — как-то сказал он Мариэтте, и та согласилась, Снова в голове у Бьянки все перемешалось. У нее больше не было охоты оставаться во дворце, но за последнее время она совершенно охладела к флейте. За очень короткий период в ее жизни произошли огромные изменения, потребовавшие от нее переосмысления своего места в этом мире. Вероятно, ей все же следовало отправиться назад в Оспедале. |