Как-то, когда ремонт помещений, которые Леонардо отводил под магазин, был в самом разгаре, Мариэтта и Элена договорились встретиться в галереях площади Сан-Марко. Обе надели бауты, как условились. Женщины пешком бродили по переулкам и площадям той части города, где прошло детство Элены.

— Вон там мое окно! — воскликнула Элена, показывая на одно из окон третьего этажа старого-престарого дома, с потускневшей и местами обвалившейся терракотовой штукатуркой, обнажившей темную кирпичную кладку.

Они прошли мимо церкви, в которую девочкой ходила Элена, поднялись на мостик, где она однажды, пустившись в пляс, порвала свой карнавальный наряд. Это был день, когда и одна, и другая как бы перенеслись туда, далеко, в дни проведенной в Оспедале делла Пиета юности. Когда Мариэтта и Элена расставались, насытившись этой необычной прогулкой, обе дали друг другу слово, что, как только представится возможность, непременно встретятся и погуляют еще.

С открытием новой лавки у Мариэтты оставалось мало свободного времени. Леонардо, желая привлечь побольше покупателей, выставил несколько наиболее оригинальных масок в витрине. Когда они обустраивали магазин, то и Мариэтта приняла в этом живейшее участие, посоветовав ему, какие именно маски из самых затейливых и вычурных могли бы быть выставлены на всеобщее обозрение, как снаружи, так и внутри. Лавка, стены которой пестрели множеством самых разнообразных масок, создавали у Мариэтты иллюзию диковинной пещеры со стенами, выложенными драгоценными камнями.

В мастерской Леонардо старательно трудились пятеро очень одаренных мастеров, создавая совершенно новые, невиданные творения. Леонардо мечтал, что его лавка станет совершенно иной, непохожей на те, что находились на площади Сан-Марко, где покупателю предлагались какие угодно маски. И хотя Мариэтта с грустью вспоминала и Пульчинеллу, и Панталоне — они ведь остались для нее тем, чем обычно остаются для ребенка их первые игрушки — те маски, которые она продавала сейчас, предназначались не для кого-нибудь, а для покупателей обеспеченных, встречали у нее, отнюдь не лишенной деловой хватки, понимание. Леонардо, стремясь стимулировать сбыт подобных изделий, обещал Мариэтте своего рода премию, если ей удастся продать масок свыше определенного числа за какой-то срок, но и без того новая роль очень увлекала ее. Продавая маски, Мариэтта почувствовала спокойную уверенность: она вроде бы снова вернулась назад, к своим корням, и теперь как бы заново строила свою жизнь, с той лишь разницей, что ее будущее неразрывно связывалось с будущим мужа.

Леонардо, заботясь о том, чтобы открытие его новой лавки не превратилось в заурядное событие, снарядил живописно одетых глашатаев — одного с трубой, другого — с барабаном. Они обходили площадь Сан-Марко, привлекая всеобщее внимание трелями и барабанным боем и громко возвещая о том, что в Калле делла Мадонна открылся новый магазин, где покупателей ждут такие маски, которых они прежде и в глаза не видели. Аналогичные представления происходили затем в течение всего дня и на Марчерии, и на мосту Риальто, и также во многих других оживленных местах.

Венецианцы, с их вечной любовью к ярким маскарадным костюмам, помешанные на всем, что связывалось с карнавалом, валом повалили в новое заведение Леонардо. Мариэтта встречала их, одев по такому случаю одно из своих лучших платьев из изумрудно-зеленого атласа, в маске, украшенной по бокам блестками и ярко-зелеными локонами, образующими что-то вроде парика, локоны которого рассыпались по ее плечам.