– Или доплыть до Вены по Дунаю на «ракете», – добавил Золтан, а потом холодно спросил: – Вы действительно уверены, что вам уже удалось узнать всю Венгрию?

Ни о чем подобном она и не помышляла! Увидев его лицо, Элла поняла, что опять испортила так хорошо начавшийся вечер. Бросив взгляд на рассерженного собеседника, она решила попытаться начать все заново.

Самым простым выходом из положения было заявить непринужденным тоном:

– Я передумала насчет Австрии и решила получше осмотреть Будапешт. Конечно, если вы не думаете завтра начать мой портрет.

– Завтра воскресенье! – гаркнул он.

– А вы не пишете по воскресеньям? – Она то думала, что поскольку он работает дома, то для него не существует выходных и все дни одинаковы.

– Я не собираюсь пока начинать работу над вашим портретом!

Смысл его последней реплики был не особенно приятен, а тон расстроил ее еще больше. Элла поняла, что спорить бесполезно, и в полном молчании доела обед.

Быстро и тихо сказав «спокойной ночи» и не получив никакого ответа, девушка вернулась в свою комнату.

Вот нахал! – сердилась она, пытаясь понять, что с ней происходит. Такой неловкой и застенчивой она не была даже в подростковом возрасте. Да и подобной чувствительностью никогда не отличалась.

Это, безусловно, влияние Золтана, решила Элла. Не имея желания спускаться вниз этим вечером, она приняла душ, надела пижаму, уселась в кресло и принялась листать газеты и журналы.

Она попала в безвыходное положение. Трудно даже представить, что с нею будет, если она появится дома без портрета и передаст слова Золтана Фазекаша о том, что он больше не пригласит ее. И в то же время ей так хотелось поскорее уехать отсюда!

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Утром Элла снова чувствовала себя спокойной и сильной. Вчерашнее свое смятение она приписала «Badacsonyi keknyelii» – венгерскому вину, которое так понравилось ей за обедом, что она выпила больше своей нормы.

Сентябрьское солнце светило ярко, и, хотя осенним лучам далеко до летних, прогулка по городу обещала быть приятной. Если она будет не хуже вчерашней, я перестану роптать на судьбу, сказала себе Элла.

Когда она спустилась вниз, Золтан Фазекаш уже завтракал. Как бы рано она ни поднималась, ей пока еще не удалось опередить его.

«Каждый новый день начинайте с надеждой на лучшее», – мысленно процитировала Элла.

– Ё регельт, Золтан, – вежливо произнесла она и села на свое место за столом.

– Jo reggelt, Арабелла, – учтиво приподнявшись, ответил он и снова опустился на стул. И ей показалось, что вчерашняя размолвка канула в Лету.

– Друзья зовут меня Эллой, – заметила она и, приняв чашку с кофе, которую он ей протянул, добавила: – Кёсёнём.

Что она ожидала услышать в ответ? Внимательно посмотрев на нее, Золтан сказал как раз то, чего она совсем не ожидала:

– Вы не дружите с отцом?

– Что? – переспросила она, удивляясь и совсем не радуясь тому, что Золтан Фазекаш оказался слишком проницательным. Однако художник ждал ответа. – Естественно, мы… э… очень любим друг друга, но… – Она замолчала, думая, как бы объяснить, почему, любя своего отца, она постоянно ссорится с ним. – Но, – повторила она с усмешкой, – мой отец считает, что жить со мной под одной крышей слишком трудно.

Она смотрела на Золтана во все глаза, готовая услышать: «Я понимаю вашего отца». Но лицо художника оставалось бесстрастным, и она поняла, что не стоит и пытаться понять, о чем он думает.

Пока она размышляла в таком духе, Золтан неожиданно объявил:

– Синева ваших глаз, без сомнения, абсолютно неправдоподобна.