Элла одарила ее теплой улыбкой, с трудом удержавшись от вполне естественного вопроса: «Ты уже все упаковала?» Вместо этого она вежливо обратилась к отцу:

– Как прошел рабочий день?

– Довольно хорошо, – ответил тот любезно, и Элла подумала: либо он получил огромную прибыль от очередной партии товара, либо что то замышляет.

– Ты хочешь сказать, что дела идут удачно? – тихо спросила она.

– Великолепно! – просиял отец. И пока ее мысли вертелись вокруг отпуска матери, он внезапно повторил: – Великолепно! Я сегодня звонил Золтану Фазекашу. Он согласился писать твой портрет.

Элла была потрясена до глубины души: за весь месяц ни на одну минуту она не вспомнила о портрете, уверенная в том, что Золтан Фазекаш не согласится рисовать ее.

– Согласился? – спросила она, и снова всплыли все возражения, выдвигавшиеся ею ранее. Она по прежнему не знала, почему этот портрет вызывает в ней такой протест, однако теперь ей казалось, что на карту поставлено нечто принципиально важное.

– Согласился, именно так я и сказал. И далеко не сразу согласился, – заметил отец.

– Значит, тебе пришлось уговаривать его… – начала Элла, чувствуя себя задетой, хотя у нее не было желания, чтобы Золтан Фазекаш – или кто бы там ни было – писал ее портрет.

– Более того, мне пришлось просить, чтобы он втиснул тебя в свой график, – отрезал отец.

– Втиснул?! – Она пыталась выиграть время, раздумывая над тем, что ее отец не знает венгерского, значит, художник говорит по английски достаточно хорошо. – Ну и когда он приедет? – Элла подумала, что для начала нужно поддержать тему. Но ее оглушил крик отца:

– Он не приедет! Ради всего святого, Арабелла, о чем ты говоришь? Это один из самых талантливых современных художников! Ты должна гордиться уже тем, что…

– Но если он пока не собирается сюда, – перебила она, решив, что попала в график путешествия художника по Англии, – тогда о чем же речь?

– Ты сама поедешь к нему! – гаркнул отец.

– Куда? – скептически спросила она.

– В Венгрию, конечно.

– В Венгрию? – удивилась она, и ее прекрасные синие глаза округлились.

– Ты обязательно должна все время повторять за мной? – вспылил Рольф Торнелоу. – Ты едешь в Венгрию. – И быстро продолжил, боясь, что она снова прервет: – А поскольку он хочет писать тебя при определенном освещении, ты проведешь в его доме столько времени, сколько понадобится для создания портрета.

– Но… – Она судорожно подыскивала какую нибудь новую отговорку, шокированная тем, что отец все уже сделал, и ухватилась за последнюю соломинку: – Его жене вряд ли будет приятно мое присутствие.

– Золтан Фазекаш не женат.

Чтоб тебе провалиться! – подумала она с бессильной злобой, но по прежнему не сдавалась.

– Тогда я тем более не могу жить в его доме.

– Не смеши меня! – оборвал отец, – Ты будешь под присмотром его экономки, не говоря уже о твоем хорошем воспитании и чувстве приличия, да и у мистера Фазекаша есть более интересные занятия, чем совращение мисс Торнелоу.

Элла возмутилась, но выдержала и эту колкость, однако сдаваться не собиралась. Зная, что может навлечь на себя бурю возмущения, она упрямо спросила:

– А что, если я не захочу ехать?

Ей показалось, что она услышала хриплое дыхание матери, которой весь этот спор причинял боль. Однако остановиться была уже не в силах.

– Ну что же, – сердито ответил отец. – Если ты не поедешь в Венгрию, я лишу тебя содержания!

– Наконец то я пойду работать! – тут же парировала она, зная, что это сильнее всего может задеть отца.