Каролина Карловна Павлова, урождённая Яниш, была немкой по происхождению, но русской по самоопределению. Собственно, её отец – профессор московской Медико-хирургической академии – был уже изрядно обрусевшим немцем. Она оставила след и в русской, и в немецкой литературе: писала стихи и по-русски, и по-немецки, и по-французски, переводила на немецкий Пушкина, Баратынского, А. К. Толстого. Алексей Константинович Толстой, не раз встречавшийся с Листом, был искренним поклонником талантов Каролины Павловой. Толстой с гордостью преподнёс Листу книгу своих стихотворений на немецком языке, в переводе Каролины Павловой. Ещё раньше, в 1839 году, в Париже вышел сборник «Прелюдии», в котором Каролина Павлова представила переводы на французский язык собственных русских стихов, а также переводы стихотворений Пушкина, Жуковского и немецких поэтов. Листу особенно понравилось одно из стихотворений Павловой – Les pleurs des femmes, «Слёзы женщин», «Женские слёзы»:

В 1843-м Лист прочитал по-французски это прелестное стихотворение своей московской знакомой – и несколько раз перечитал. Сам композитор женских слёз не выносил, не любил душераздирающих сцен. Когда из-за него буквально вцепились друг дружке в волосы Жорж Санд и графиня Мари Д`Агу, он убежал подальше, чтобы не видеть и не слышать женских слёз и криков. Но романс о слезах получился превосходный. Для впечатлительного Листа было важно, что русскую поэтессу звали Каролиной – так же, как любимую женщину, грёзу композитора, Каролину Витгенштейн, которая тоже была русской подданной.

Лист написал несколько романсов на стихи русских поэтов. Так, «Молитва» Лермонтова была созвучна размышлениям пожилого композитора, ставшего аббатом, о душе, о Боге – она и по-немецки, в переводе Ф. Боденштедта – «Gebet» – звучит торжественно и проникновенно:

Лермонтов написал эти строки совсем молодым человеком, а к Листу глубокое религиозное чувство пришло вместе с сединой. Как важна была для него поздняя встреча с Лермонтовым… Эту песню не пели в салонах так часто и воодушевлённо, как «Слёзы женщин». Она сопутствовала одиночеству композитора.

Письма в Россию

Аббат Лист вёл куда более тихий образ жизни, чем молодой музыкант, покоритель салонов Европы. Свои передвижения по миру он ограничивал привычными городами – Будапештом и Римом. Продолжал пропагандировать русскую музыку, которую ему исправно присылали. Не раз гости из России приглашали его снова посетить большую и не столь отдалённую от Венгрии северную страну. Незадолго до смерти Лист как будто принял твёрдое решение ехать в Россию, но не успел… Россия с гордостью читала опубликованное Стасовым письмо Листа Балакиреву – перечтём его и мы:

«Когда мои юные ученики желают сделать мне удовольствие, они играют мне те или другие сочинения ваши и ваших доблестных друзей. В этой храброй русской музыкальной фаланге я от всего сердца приветствую крупных мастеров, одарённых редкой жизненной энергией. Они нисколько не страдают анемией идей – очень распространённой в разных странах болезнью. Их заслуги будут всё больше и больше признаваемы».

«Музыкальная фаланга» – это, конечно, «Могучая кучка», идейным лидером которой был в те годы именно Милий Алексеевич Балакирев. Лист любил и пропагандировал русскую музыку, чувствовал её новаторскую смелость, напевность и драматизм. Его русские корреспонденты и визитёры не оставались в долгу.