|
Радуйся, брат мой, в своей тесной камере; радуйся и улыбайся сегодня ночью. Скоро этот новоявленный царь отправится по кровавой тропе в преисподнюю и встретится там со своим отцом. О этот царь! О изменник, лжец, клятвопреступник, обманувший меня! Изображал патриота среди нас, а теперь носит корону; продал нас за тридцать сребреников, как Иуда, наградил предательским поцелуем! (С еще большей страстью.) О Свобода, могучая мать вечной жизни, твои одежды красны от крови тех, кто умер за тебя! Той престол — народная Голгофа, твоя корона, терновый венец. О распятая мать наша, деспот забил гвоздь в твою правую руку, а тиран — в левую! Их злое железо пронзает твои ноги. Когда ты страдала от жажды, то попросила воды у своих мучителей, и они дали тебе горькое питье. Они пронзили твой бок копьем. Век за веком они смеялись над твоими муками. Здесь, на твоем алтаре, о Свобода, я клянусь служить тебе: делай со мной, что пожелаешь! (Потрясает кинжалом.) Теперь все кончено, и я клянусь твоими святыми ранами, о распятая мать Свобода, что Россия будет спасена!
Занавес
АКТ 4
Сцена: Прихожая перед царским чертогом. Позади большие окна, завешенные портьерами.
На сцене князь Петрович, барон Рафф, маркиз де Пуаврар, граф Рувалов.
Князь Петрович. Наш молодой государь хорошо начинает. Барон Рафф (пожимает пленами). Все молодые цари хорошо начинают. Граф Рувалов. И плохо кончают. Маркиз де Пуаврар. Что ж, мне не стоит жаловаться. По крайней мере, он оказал мне одну добрую услугу. Князь Петрович. Полагаю, отменил ваше назначение в Архангельск? Маркиз де Пуаврар. Вот именно. Там я ни минуты бы не чувствовал себя в безопасности. Входит генерал Котемкин. Барон Рафф. О, генерал! Какие новости от нашего романтичного юного императора? Генерал Котемкин. Вы совершенно правы, барон, когда называете его романтиком. На прошлой неделе я видел, как он развлекался в мансарде с труппой бродячих актеров; теперь по его прихоти всех каторжников надобно вернуть из Сибири, а политических заключенных, как он их называет, велено амнистировать. Князь Петрович. Политические заключенные? Да половина из них не лучше, чем обычные убийцы! Граф Рувалов. А другая половина еще хуже! Барон Рафф. Вы неверно судите о них, граф. Оптовая торговля всегда была прибыльнее, чем розничная. Граф Рувалов. Он и впрямь слишком романтичен. Вчера отклонил мое прошение о монополии на соляную пошлину. Заявил, что народ имеет право на дешевую соль. Маркиз де Пуаврар. Это еще пустяки. Он вот недоволен, что во дворце каждый вечер устраивают банкет из-за какого-то голода в южных губерниях. Молодой царь входит незамеченным и слушает дальнейший разговор. Князь Петрович. Quelle betise! Чем больше народ голодает, тем лучше. Это учит их смирению, которое есть превосходнейшая добродетель. Барон Рафф. Я часто об этом слышал. Генерал Котемкин. Он также заводил речь о русском парламенте и сказал, что у народа должны быть свои представители. Барон Рафф. Выходит, мы должны дать им помещение, где они будут бить друг другу морды, как будто не хватает драк на улице. Но, господа, худшее еще впереди. Он угрожает провести глубокую экономическую реформу, потому что народ обложен слишком тяжелыми налогами. Маркиз де Пуаврар. Не верю, что он мог всерьез такое задумать. Какая для нас польза от народа, кроме сбора налогов? Кстати о налогах, мой дорогой барон: не откажите в любезности одолжить мне завтра сорок тысяч рублей; моя жена настаивает, что ей нужен новый бриллиантовый браслет. Граф Рувалов (на ухо барону Раффу). Должно быть, в пару тому браслету, который она получила от князя Павла на прошлой неделе. Князь Петрович. Мне тоже срочно нужно шестьдесят тысяч рублей, барон. Сын запутался в долгах, а долг чести нужно выплачивать. |
