– Рианнон… – нежно позвал он.

– Спокойной ночи, – холодно ответила она. – Я прошу больше не беспокоить меня. Я устала. Не испытывай мое терпение.

Саймон постоял еще немного, затем сделал неуверенный шаг к краю ширмы и снова остановился. В гостиной было темно, если не считать тусклого сияния ночной свечки. Это означало, что его отец и мать уже спали. Не обращая внимания на продолжавшего стоять Саймона, старшая из служанок навесила засов на входную дверь и расстелила перед ней свой тюфяк. Другая погасила свет. Саймону действительно было некуда податься. Он решил было улечься на полу, но тут же чувство негодования охватило его. С какой стати?

Он снял с себя одежду и, подкравшись к кровати, улегся, грубо подвинув Рианнон. Если она не считает его неотразимым, злобно подумал он, то и она ничуть не лучше! По правде говоря, в эту ночь сама Елена Троянская не показалась бы ему неотразимой. Он был изможден и физически, и эмоционально. Поэтому, несмотря на бушевавшую в его голове бурю негодования и угрызений совести, он уснул почти мгновенно.

Его глубокое, ровное дыхание еще более оскорбило Рианнон. Хотя ярость, с какой он назвал свою клятву ей препятствием к поискам общества других женщин, убедила ее в том, что пока еще он ей не изменял, она сердито твердила себе, что это только до поры до времени. В следующий раз он не преминет. Но в гневе она чувствовала себя неуютно. Была в этой ярости и в том топливе, которым она подпитывала ее, какая то фальшь. Однако по какой то причине, по какой именно, Рианнон не находила мужества задуматься, гнев не отпускал ее.

Саймон спал, как бревно, и проснулся утром только от грохота расставляемых к завтраку столов. Он тут же вспомнил, что пропустил накануне ужин, и внезапно почувствовал зверский голод. Он протянул руку, чтобы разбудить Рианнон, но, прежде чем прикоснуться к ней, вспомнил вчерашнюю ссору. Лучше пусть сама просыпается. Раздражение Саймона по отношению к Рианнон улетучилось вместе с усталостью, но воспоминание о происшествии с Винчестером встревожило его еще больше. Схватив халат, он вышел из за ширмы и обнаружил, что его родители уже сидели за столом.

Саймон с облегчением заметил, что отец этим утром выглядел совершенно оправившимся. Глаза его все еще излучали беспокойство, но пугающий серый цвет исчез с лица, и улыбка Элинор казалась совершенно естественной. Поэтому Саймон нашел в себе силы рассказать о не слишком утонченной беседе с Винчестером. Иэн побледнел, а Элинор покачала головой.

– Не скажу, что я поступила бы точно так же, – заметила она, – но, как я понимаю, дело окончилось с пользой для нас. – Щелкнув пальцами, она подозвала слугу и отправила его позвать Джеффри. – Рианнон не следует больше показываться перед королем, – продолжала она, когда слуга ушел. – По крайней мере, пока мы в Оксфорде.

– Я рад, что ты согласна со мной, – сказал Саймон.

– Вчера мы были не согласны, – напомнила Элинор. – Сегодня – другое дело только потому, что она побывала там вчера.

– Не могу поверить, что Винчестер замышлял подобное, – возразил Иэн. – Он хитрый, но не сумасшедший. Захват Рианнон не остановил бы Ллевелина, а лишь сделал бы его еще яростнее.

– То же самое сказала и Рианнон. Но я не уверен, понимает ли Винчестер, что Ллевелин отреагировал бы таким образом, – настаивал Саймон.

– Не имеет никакого значения, что замышлял или понимал Винчестер. Он, может быть, совершенно не повинен во всех злых кознях, которые мы приписываем ему, – отрезала Элинор. – Главное: он дал нам в руки еще одну иглу со своим именем, которую мы вонзим в шкуру короля.

И муж, и сын перестали жевать и уставились на нее.

– Ну и? – подстегнул ее Иэн.