Пока мы рассуждали об этом, легкий ветерок донес до нас запах гари. Мы велели своим спутникам ждать и тихо пошли вперед. Через некоторое время у правого склона долины мы вышли на маленькую, окруженную деревцами полянку, где горел костер. Мы подползли и увидели трех лошадей и двух человек, сидевших у огня, но кто именно это был, разглядеть было невозможно. Наконец, подобравшись совсем близко, мы разглядели лица сидевших у костра. Виннету зашептал:

— Уфф! Шаман и его скво!

— Да, это они. Так мы и думали.

— Возьмем их в плен? Как считает мой брат?

— Если мы их захватим, то потом намучаемся с ними. Если отпустим — шаман снова улизнет. Так что выходит все же правильнее будет, если мы их захватим.

— Давай. Позвать остальных?

— Нет. Мы возьмем его прямо сейчас, пока он не ждет нападения.

Мы подобрались к костру насколько могли близко. Скво ела, а ее муж в ленивой позе развалился на траве.

— Пошли! — шепнул Виннету.

Мы резко поднялись и прыгнули на шамана. Он вскрикнул, но я дважды ударил его по голове кулаком, и лжекраснокожий затих. Мы связали проходимца его собственным лассо, и Виннету пошел за нашими спутниками, чтобы переночевать прямо здесь — место для лагеря было весьма подходящим. Они подъехали и спешились. Скво мы нисколько не заинтересовали, она вообще ничего не сказала, когда мы схватили ее мужа. Апаначка позвал свою мать к костру, указал на скво и сказал: «Это Тибо-вете-Элен!»

Кольма Пуши какое-то мгновение тупо смотрела на скво, а потом спросила с тихим вздохом:

— Это моя любимая Токбела?

— Да, это она, — подтвердил я.

— Боже мой, во что превратилась красивейшая дочь своего народа! И как я изменилась, должно быть, тоже.

Да, когда-то они обе были очень красивы, однако возраст, жизнь в лесу, постоянная нужда сделали Небо (Токбела означает на языке моки «Небо») такой, что ее собственная сестра не смогла сразу ее узнать.

Кольма Пуши хотела опуститься на колени, чтобы заняться ею, но Виннету сказал:

— Сестра моя еще не видела мужчину, она должна сначала спрятаться, потому что сознание возвращается к нему. Он не должен заметить, кто здесь. Там за деревьями можно укрыться.

При этом он подразумевал, что и остальные тоже спрячутся. И Тибо, когда очнется, увидит лишь меня и Виннету.

Нам не понадобилось долго ждать этого, вскоре он пошевелился и открыл глаза. Узнав нас, он вскричал:

— Апач! И Олд Шеттерхэнд! Уфф! Что вам от меня надо? Что я вам сделал, зачем вы меня связали? Немедленно развяжите!

— Если мы вас на время и развяжем, то очень скоро снова свяжем. Такова традиция прерии.

— Но по той же традиции на человека нападают и связывают его, только если он в чем-то виновен. Разве я дал вам для этого повод?

— Все повторяется!

— И сейчас повторилось?

— Не то, чтобы прямо, но опосредованно повторилось то, что уже было.

— Опосредованно? Уфф! Как это?

— Бросьте эти ваши «уфф!» — не надо корчить из себя индейца! Карточный шулер Тибо хорошо знает, о чем я говорю. Разве не так?

— Черт возьми, какой такой шулер?

— Да-да, могу повторить: шулер, вор, разбойник, фальшивомонетчик, убийца и так далее. Можно продолжить перечень нелестных для любого порядочного человека слов, которые, однако, подходят к вам, и этот перечень может быть очень длинным.

— А к вам они разве не подходят?

— Хау! Хотите знать, за что мы вас связали? Я скажу пока только одно: вам скоро придется испытать радость свидания.

— Свидания? Что за чепуху вы несете?

— Никоим образом.