— Что там такое? — раздраженно спросил Вар.

— Пойду взгляну, господин, — промолвил Аристокл и выскользнул наружу.

Вернулся он скорее, чем ожидал Вар, и доложил с бесстрастным лицом и таким же бесстрастным тоном:

— Господин, явился германец по имени Арминий. Он пришел со своим отцом, как и в прошлом году.

— О, прекрасно! — воскликнул Вар, и тут Аристокл наконец утратил свое бесстрастие.

Будь у наместника желание охарактеризовать выражение лица своего раба, он, наверное, описал бы его как «откровенный ужас».

Арминий поначалу гадал, успеет ли он вернуться в окрестности Минденума до того, как римляне заново отстроят лагерь. Но нет: лагерь, или город, или как там его назвать, уже вновь стоял к тому времени, когда они с Зигимером вернулись из владений хавков на юго-восток, в центральную часть Германии.

Римские часовые встретили Арминия ощетинившись, как злобные сторожевые псы. Может, Вару и нравилось привечать в лагере германца, но остальным — нет! Лишь высокое покровительство наместника не позволяло легионерам показать варварам, насколько те нежеланные гости. Но в отличие от германцев римляне выполняли все приказы вышестоящих начальников, нравились им эти приказы или не нравились.

— Приветствую, во имя ваших орлов! — окликнул Арминий караульных.

Он не хотел давать легионерам повод для неудовольствия. Лучше показать, что он чтит их обычаи, и тем самым расположить к себе римлян. Будет мало радости, если кто-нибудь пырнет его ножом в спину, пока он будет идти по лагерю. А Арминий мог поставить золотой против медяка, что, случись такое, Вар никогда не найдет убийцу.

Однако вопреки надеждам Арминия приветствие не смягчило караульных.

— Наш орел следит за тобой, — прорычал один из них, а остальные закивали в знак согласия; двое часовых положили ладони на рукояти гладиусов.

— Будь осторожен, — уголком рта, едва шевеля губами, пробормотал Зигимер.

— Знаю, — точно так же отозвался Арминий.

После чего уже совсем другим тоном обратился к римлянам:

— Не будет ли кто-либо из вас любезен рассказать высокочтимому наместнику о моем прибытии?

Арминий понимал: после того как Вара поставят в известность о появлении германцев, никто уже не посмеет убить гостей наместника, а потом заявить, что убийство было совершено по ошибке. Судя по лицам легионеров, желание «ошибиться» подобным образом у них имелось. И немалое.

Однако просьбу Арминия не оставили без внимания: один из караульных отправился в лагерь с докладом.

— Можем мы войти? — осведомился Зигимер, медленно, с запинкой выговаривая латинские слова. — Я уже далеко не юноша и мне тяжело торчать здесь на солнцепеке.

На рассвете отец упражнялся с Арминием в поединке на мечах и не выказал ни малейших признаков усталости. Крепкий, закаленный воин, он привык переносить без жалоб и жару и холод. Возможно, Зигимер был уже не столь силен, быстр и вынослив, каким был в возрасте Арминия, но ему еще хватало силы, быстроты и выносливости, чтобы быть опасным бойцом. И еще более опасным его делал приобретенный с годами боевой опыт.

В лагере раздались возгласы, и Арминий спрятал усмешку. Возможно, и Зигимер тоже, ибо старый вождь пробормотал:

— Надо же, как они тебя любят.

— Как будто это новость для нас, — тихо отозвался Арминий и снова возвысил голос: — Можем мы войти? Я не могу позволить, чтобы моему отцу стало плохо.

Римляне, как и германцы, почитали старших. Уже одно то, что Арминий прибыл в Минденум вместе с отцом, не позволяло римлянам прогнать незваного гостя.

И все равно один из легионеров сказал:

— Надо подождать ответа наместника.