— Ты мне не поверишь, но я сожалею, что причинила тебе боль сегодня вечером. Если ты послушаешься мудрого совета женщины с многолетним опытом, то не пойдешь на террасу. Дай им время. Когда вернетесь домой, Алекс будет твоим.

Слова свекрови звучали мягко, искренне, в ее глазах Кейт прочла симпатию и заботу. Но какое это имело теперь значение — у Кейт не осталось выбора.

— Вы не понимаете, Вера. Я должна пойти. Буду признательна, если вы покажете мне кратчайший путь.

Рука Веры легла на ее руку, словно пытаясь удержать.

— Пожалуйста, было бы ошибкой превращать это в конфликт уже сейчас. Я знаю и Николь и своего сына — ничего нельзя добиться, если…

— Но вы не знаете меня, — Кейт отстранила руку Веры. — Я сама найду, как пройти.

— Тебе нужна дверь в дальнем конце зала у скульптуры на пьедестале.

Эти слова на мгновение задержали Кейт, и Вера подстроилась к ее быстрым шагам.

— Пойдем вместе. Если уж тебе обязательно надо совершить глупость, то сделай это хотя бы незаметно. Я прикрою твой уход от любопытных глаз.

— Зачем? — с горечью спросила Кейт. — Вы готовы были распять меня, когда мы приехали, и вы же, вероятно, подстроили это свидание между Алексом и Николь.

— Да, подстроила. С преступным намерением, — призналась Вера с кривой усмешкой. Затем она одарила Кейт короткой сухой улыбкой, когда они достигли двери. — Но как бы невероятно это ни звучало, теперь я на твоей стороне. Понимаешь, я любила отца Алекса и по-своему люблю сына. Вероятно, ты способна дать ему счастье, которое я… — Она умолкла, пожав плечами. — Мне никогда не удастся исправить то, что я наделала. Кейт, я привела тебя к двери, самой дальней от места, где они разговаривают. Не спеши, пожалуйста. Подумай еще раз, прежде чем войти.

Думать было не о чем. Разумеется, Вера устроила встречу на террасе, но ведь Алекс мог уйти от Николь. А раз не ушел и оставался так долго, значит, это ему по душе — иной вывод невозможен. И ни обещание хранить верность, ни чувство долга не смогли перебороть его тягу к Николь. Именно на сегодняшнем вечере она особенно нуждалась в поддержке Алекса, но он подорвал ее веру, и теперь ей предстояло выяснить, поправима ли беда.

Кейт вышла и, стараясь не шуметь, закрыла дверь. На мгновение ее взгляд остановился на Вере, лицо которой сквозь стекло показалось сморщенным и старым. Тут, очевидно, кто-то позвал Веру, и привычная маска гостеприимной хозяйки вновь скрыла ее черты. Кейт отвернулась.

Стояла прохладная осенняя ночь. На террасу падали лишь отблески света из зала. Причудливо извивались в темноте растения, но в дальнем конце террасы выделялся непохожий на них по очертаниям силуэт.

Белые руки Николь были хорошо видны на фоне костюма Алекса — она обнимала его за шею, а он даже не пытался освободиться. Он сам одной рукой держал Николь за талию, и у Кейт не оставалось сомнений, что и другая рука мужа занята тем же. Красивая головка Николь приподнята, но говорила в тот момент не она, а Алекс. До Кейт доносился его глубокий голос, хотя слова разобрать было невозможно. Скорее всего они несли послание страсти.

Воспоминания о первом замужестве, как змеи из колючей проволоки, стали терзать душу Кейт, впивались шипами, причиняя нестерпимую боль. Нет, больше никогда… Она же дала себе зарок. Больше не бывать обману, лжи, тысяче и одному предательству, кошмарной жизни с человеком, который лишь использует тебя… Больше никогда.

Кейт подавила нараставшее желание съежиться от страха, отступить, скрыться и сделать вид, будто ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знает. Гордость заставила ее выпрямиться. На этот раз она не станет подставлять другую щеку.