– Откуда ты знаешь?

– У нас прекрасный оперный театр в Риме.

– Я имею в виду, откуда ты знаешь об опере и что я была приглашена на нее?

– Потому что я – превосходный детектив, а приглашение не совсем сгорело.

У Наташи на глазах вдруг появились слезы. Ее обманы, ее «жертвоприношение» оказали плохую услугу ее подруге.

– Хорошо, – сказала она, обнимая Изабеллу за плечи и прижимая к себе. – Твоя взяла.

– Спасибо. – Изабелла вошла в здание с победоносным видом и внушающим страх сверканием в глазах.

Глава 16

Изабелла выключила свет в своем кабинете. Было восемь часов вечера, и она только что в последний раз позвонила в Рим. Бедный Бернардо, у него там уже два часа ночи, но только что прошла презентация летней коллекции, и она должна была узнать, как все прошло.

– Превосходно, дорогая, – сообщил он. – Все заявили, что это – чудо. Никто не понимает, как ты смогла сделать это, несмотря на давление, которое на тебя оказывали, возникшие трудности и все прочее.

Глаза ее сияли, пока она слушала его.

– Она не выглядела чересчур своеобразно при замене красного цвета? – Находясь здесь, она действовала почти вслепую.

– Нет, а бирюзовая подкладка на белом вечернем пальто была поистине гениальной. Тебе надо было видеть реакцию итальянского представителя журнала «Мода».

– Прекрасно. – Изабелла была счастлива. Он рассказывал ей со всеми подробностями до тех пор, пока она не узнала все досконально. – Хорошо, дорогой. Думаю, мы преуспели. Прости, что разбудила тебя. Постарайся снова уснуть.

– Ты хочешь сказать, что у тебя бльше нет никаких новых инструкций для меня в такой час? Нет новых идей относительно осенней коллекции? – Ему не хватало ее, но его потребность в ней постепенно угасала. Это было хорошо для них обоих – ее бегство постепенно становилось освобождением для него.

– Завтра. – На мгновение у нее затуманились глаза. Осенняя коллекция... значит, ей придется создавать ее здесь? Неужели она никогда не сможет вернуться домой? Прошло уже два месяца с тех пор, как она приехала в Штаты. Два месяца она скрывается и руководит своим бизнесом по телефону, находясь за пять тысяч миль. Два месяца не видит виллы, не спит в собственной постели. Уже наступил апрель. Месяц, когда в Риме светит солнце и в садах вовсю бушует весна. Даже в Нью‑Йорке стало немного теплее, и по вечерам она прогуливалась до края парка, а иногда даже до Ист‑Ривер, наблюдая за медленно гуляющими горожанами и маленькими лодками на реке. Ист‑Ривер не была Тибром, а Нью‑Йорк – ее домом. – Я позвоню тебе утром. Да, кстати, поздравляю с новым сортом мыла.

– Пожалуйста, не вспоминай о нем. – Потребовалось четыре месяца для проведения исследования и еще два, чтобы поставить его на рынок. Но по крайней мере эффект оправдал эти труды. Они только что получили заказ на полмиллиона долларов, естественно, от «Ф‑Б».

Бернардо перечислял заказы, но она не слушала. Мыло. Даже оно напоминало ей о последнем дне с Амадео. Тот роковой день, когда она поспорила с Бернардо, а затем покинула их и убежала на ленч. Прошло почти семь месяцев. Семь длинных, одиноких, заполненных работой месяцев.

– Между прочим, как там сейчас в Нью‑Йорке? – спросил Бернардо.

– Все еще холодно, может быть, чуть‑чуть теплее, но все вокруг пока серое. К ним весна приходит не раньше мая или июня.

Он не стал говорить ей, что на вилле сад весь в цвету. Он несколько дней назад заезжал туда проверить, все ли в порядке. И вместо этого сказал:

– Хорошо, дорогая. Поговорим завтра утром.