— Про кого ж еще? А как хотела иначе? Этих придурков надо за самые жабры брать. Пусть потом ищет, где забота с нежностью прячутся?
— Такое заслужить надо!
— Давай пиши дальше:
— Работящая и работающая, ценит тишину и уют. Чистоплотная и бережливая, мечтающая о надежном и верном спутнике жизни! Конечно холостом, не обремененном издержками прошлых ошибок…
— А это что такое? — не поняла Тонька.
— Ну, тундра! А если он вздумает навязать своих родителей или детей от первого брака. Нужны они тебе?
— Пусть свои заботы оставляют за порогом!
— Гнать таких чмо в шею!
— Бабы, тихо! Пишем дальше:
— На здоровье не жалуется. Растит сына. Считает порядочность и верность — основой семейных отношений. К своему избраннику потребую: трудолюбие, честность, надежность, душевное тепло и отсутствие вредных привычек. Возраст в пределах разумного. Обязательно работающего, имеющего твердый, постоянный заработок, любящего детей. Судимых, пьющих и гулящих просьба не беспокоить. Обращаться по телефону:
— Давай домашний номер и с указанием времени, ну положим, с семи до десяти вечера! Идет?
— Ой, девки! Страшно как! — призналась Тоня краснея.
— Чего бояться? Пусть мудаки дрожат! — надиктовали по телефону объявление в газету.
— Теперь жди звонков!
— Сама выбирать будешь!
— Не забудь похвалиться!
— Пусть задохнется от злости тот козел Федя!
— Тонька, смотри, на свадьбу пригласи! И не вздумай мириться с изжеванным катяхом — соседом! Знаешь, какой у тебя выбор будет? Ему и не снилось!
— Ладно, бабы! Пошли работать!
— Удачи тебе, Тонька! Пусть попадется мужик, чтоб ему даже конь завидовал! — уходили хохоча, а у Тоньки слезы просохли. И хотя боялась и не верила в объявление, тяжесть с души исчезла.
Дома она рассказала деду об объявлении. Тот вначале рот открыл от удивленья:
— Ты это чево? Уж не рехнулась ненароком? Завсегда мужуки сами баб и девок сватали. Иного не было! А ты што отмочила? То как теперь людям в глаза гляну, что ты сама в газете мужука себе ищешь! Срам единый, а не баба! Иль засвербело до невмоготы? — кипел Петрович. На него не действовали ни уговоры, ни убежденья.
— Забери, сними ту страмотищу с газеты! Иначе нам с дому не выйти, засмеют люди! — ругался человек.
— Дедунь! Уже поздно! Паровоз пошел! А и ни я одна, все бабы города этим пользуются!
— Я не с ними! С тобой под одной крышей дышу! Почему не присоветовалась со мной? Зачем обосралась не спросимшись? — негодовал Василий.
— Дедунь! Да кто его увидит? Там десятки таких объявлений, — успокаивала внучка, но дед психовал:
— В другой раз ухи оторву! Вожжами всю шкуру сниму до коленок! — грозился дед, в глубине души он все понял, догадался, что Тонька решила отомстить Федьке и проучить его по-бабьи. За это он не осуждал внучку, но Петрович очень не любил огласку. Именно потому негодовал. Он пошел к Степановне, поделился, пожаловался на бабу. Дарья, узнав в чем дело, рассмеялась и быстро успокоила Петровича:
— Василий! С чего завелся? Сейчас на все дают объявления. Нужна собака или кошка, дрова или навоз, мужик или свинья, звони в газету. Там этих объявлений море! Только читай и выбирай, кто нужен. А там и брачная колонка. Бабы по тем объявлениям даже за границу замуж выходят.
— Нешто своих там нету? — отвисла челюсть у Петровича.
— Есть, а наши Тони лучше!
— Вона как? Я, признаться, не слыхал о таком.
— Не ругай внучку! Пусть свою жизнь устроит. Пока молодая, еще найдет по себе. |