— Успокойся! Сядь! Я совсем о другом! — спохватилась женщина.

— Тонька! Не заводи! Не дергай зверя за усы! — присел Федька и продолжил:

— Так вот закончим о гусях. Не случайно теперь хозяева домашних птиц отстреливают без жалости каждую утку или гуся, пытающихся улететь вместе с дикими караванами. Знают, не долетят они до жарких стран. Коротким и больным будет их любовный роман. И обрывают его в самом начале, чтоб никто не мучился…

— Ты это к чему? Уж не хочешь ли меня пристрелить? — рассмеялась баба.

— Тонь! Ты любишь Мишку?

— А черт меня знает! Но если найдется получше, забуду его, как тот вожак гусыню. Я ни по ком не стану плакать. На всех козлов не хватит слез. А в сердце только сын живет. Другому нет в нем места. Ни Мишке, ни тебе, никому. Если и выйду замуж, то за такого, без какого жить не смогу!

— Вон как! Значит, все еще принца ждешь? Эх-х, баба! Опустилась бы на землю грешную, не стоит тебе высоко взлетать. Ненароком сдадут крылья и свернешь шею в падении, а ведь у тебя малец совсем еще птенец и ты ему еще долго будешь нужна живою. Вот ты знаешь, почему я теперь ушел из дома к тебе? — неожиданно спросил Федор.

— Роза приехала, вот и позвал Степановну.

— Тоня! Мой Михалыч любит эту Розу. Я хотел дать им возможность побыть наедине. Ведь о любви не кричат, о ней говорят совсем тихо. Без лишних ушей и глаз. А твои сорвались как отморозки. И, конечно, помешают. А жаль. Люди часто не успевают или опаздывают с этими словами, а потом жалеют всю жизнь о том, — опустил голову человек.

— Любовь не доказывают словами, а только жизнью, в каждом дне. Наговорить можно много красивых слов, но зачастую в душе ничего не находится кроме пустоты и холода, — отозвалась Тоня. И оглядев соседа, добавила:

— Если человек действительно любит, он свое не доказывает грубостью, по животному, он бережет любимого от обид и зла.

— Ну, это смотря по обстоятельствам, кому как дано. Всякому свои способы убеждения отпущены, о них не спорят. Я тебе о другом говорю. Я знаю, ты тоже не любишь Мишку, но принимаешь и можешь за него пойти замуж, чтобы доказать всем вокруг, мне, самой себе, что ты еще нужна и пользуешься спросом, что тебя хотят. Это обычный бабий трюк, далеко не новый. Но финал у него всегда один — горькая расплата и сожаление, не только для тебя…

<style name="211pt0pt">Глава 8. <style name="20pt0">ГЛАВНЫЙ В СЕМЬЕ

Роза робко постучала в дом Михалыча. Куча чемоданов и сумок топорщились у ворот. Их только что выгрузили из такси. Дарьи не оказалось дома, выходит, не ждала она подругу, а может, ее не успели предупредить? А может, на работе задержалась или засиделась у дочери с внуком. Но как бы там ни было, дольше ждать невмоготу. Очень холодно. А когда вернется Дарья, никому неведомо. Может у дочери остаться на ночь. Та живет в другом конце города.

— Что ж! Коли меня здесь не ждут, пойду туда, где мне рады! Не замерзать же на пороге! Вот черт, совсем отвыкла от холода! Руки, ноги онемели. Нужно пошевелиться, — попрыгала женщина и, перетащив багаж во двор к Михалычу, ждала, пока ей откроют. В окнах этого дома горел свет.

Двери открыл сам Андрей. Увидел Розу. Схватил в охапку и притащил в дом, целуя женщину на ходу, торопливо, пока не опомнилась.

— Андрюш! Зайка! Там во дворе багаж, чемоданы и сумки! Их домой надо внести. А то украдут прохожие! — тут же завопила Роза на весь дом.

— Федя! Федька! Принеси со двора все, что там стоит! — скомандовал Андрей Михайлович. Сын мигом выскочил из дома.

— Ну-ка, раздевайся, лапушка! Давай к камину поближе. Садись сюда, в кресло, — подбросил в топку дрова, на горячих углях они мигом взялись огнем.