Наши парламентеры слышали русское «ура» при атаке Монмартра из самого Парижа, и французские генералы жаловались тогда же на несоблюдение данного нами слова.
К счастию, нетрудно было им доказать, что сие случилось не от чего другого, как от того только, что приказание остановить военные действия, посланное с высот Роменвиля, не успело дойти до высот Монмартрских.
Итак, не в Монмартре, но в Роменвиле гордый Париж был покорен».
Здесь, в Роменвиле, Барклай расположил и свой штаб, но сообщения о капитуляции города все не было.
Между тем еще до начала общего наступления ранним утром 18 марта Александр приказал своему флигель-адъютанту, полковнику Орлову, воспоминания которого только что приводились здесь, ехать в Париж и предложить французам капитуляцию.
— Если мы можем приобресть этот мир, не сражаясь, тем лучше, — сказал Александр Орлову, — если же нет, то уступим необходимости, станем сражаться, потому что волей или неволей, с бою или парадным маршем, на развалинах или во дворцах, но Европа должна ныне же ночевать в Париже.
Сопровождаемый пленным французским офицером и двумя трубачами, Орлов приехал в деревню Пантен, уже занятую русской пехотной бригадой.
Первая попытка завязать переговоры успехом не увенчалась, и французское командование согласилось на переговоры только после восьмичасового сражения, когда союзные войска уже заняли деревню Бельвиль и взошли на Сен-Шомонский холм.
В четыре часа дня, когда русская гвардия была готова вступить в бой, в Главную квартиру приехал французский парламентер. Вместе с Орловым он отправился к военному руководителю обороны Парижа, герцогу Рагузскому маршалу Мармону.
Мармон согласился прекратить огонь, вывести войска за укрепленные заставы и немедленно создать комиссию для переговоров о сдаче города.
Александр I, получив известие о готовности французов вести переговоры о капитуляции, направил к Мармону Орлова и графа Нессельроде. С ними вместе поехал адъютант Шварценберга австрийский полковник Парр, а с Нессельроде — один из адъютантов Барклая капитан Петерсон.
Переговоры состоялись у Вилеттской заставы, где к Мармону присоединился еще один маршал — герцог Тревизский Мортье, но никакие доводы союзных уполномоченных не могли поколебать решимости двух маршалов продолжать борьбу за Париж. Дело кончилось тем, что Орлов по его собственной воле остался заложником у французов, а все остальные парламентеры к ночи вернулись в Главную квартиру союзников, так ничего и не добившись.
Орлов же вместе с Мармоном поехал в Париж и остался в отеле маршала, где началось совещание об условиях грядущей капитуляции.
Однако к 11 часам вечера в отель прибыл адъютант Наполеона генерал-лейтенант де Жирарден. Он привез устный приказ Наполеона взорвать Гренельский пороховой склад «и в одних общих развалинах погребсти и врагов и друзей, столицу со всеми ее сокровищами, памятниками и бесчисленным народонаселением». Но полковник Лескур, которому было приказано сделать это, отказался, сославшись на отсутствие письменного именного приказа Наполеона.
В два часа ночи с письмом от Нессельроде приехал полковник Парр. Союзники соглашались выпустить из Парижа французскую армию, но сохраняли за собою право преследовать ее.
Маршал Мармон принял новые условия, и за четверть часа Орлов составил текст капитуляции Парижа.
По этим условиям наполеоновские войска оставляли город 19 марта в 7 часов утра. Военные действия союзники обещали начать не раньше 9 часов утра. Все арсеналы и военные склады должны были в полной сохранности перейти в руки союзников. Национальные гвардейцы и жандармерия должны были быть сохранены, обезоружены или распущены по усмотрению союзников.
Последняя, 8-я статья договора о капитуляции гласила: «Город Париж передается на великодушие союзных государей». |