27. Восхитительный.

28. С ним я чувствую себя значительной.

29. И любимой.

30. Слушает меня, когда больше уже никто НЕ МОЖЕТ.

31. Смотрит на меня, как будто что-то знает, а я нет.

32. Знает то, чего я не знаю.

33. УМНЫЙ.

34. ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ.

35. ДОБРЫЙ.

36. ХОРОШИЙ.

– Американские исследования.

– Это о чем?

– Как бы обо всем. Обо всем, что делалось в Америке. И делается. О поп-культуре. Как бы сводится все вместе и становится понятно, что к чему.

– Захватывающе! – бросил он.

– Не язви, – ответила она.

– И не думаю. Правда захватывающе. Просто великолепно.

Стоял февраль, на Сэм была дутая розовая куртка и белый шарф. Линкольн притянул ее за концы шарфа к себе и, поцеловав, сказал:

– По мне, так лучше и не надо.

– Со всеми попрощалась? – спросил Линкольн.

– И за тебя тоже. – Сэм склонила голову. – Ты целовался со всеми прямо в губы. Как-то неудобно…

– Покажи.

Она быстро его поцеловала. Сэм была непохожа на себя, спешила, пугалась. Как будто проснулась.

– Ты как? – спросил Линкольн.

– Да-а… Ничего. Угу… Нет, не знаю. Боже мой, я не знаю, что со мной… – Она встала с кресла и пошла вдоль стола, поднимая одну пластиковую чашку за другой и снова ставя их на место. – Я чувствую, что… готова.

– К чему готова?

Линкольн сел, стараясь сообразить, о чем это она. Луна еле светила, лица Сэм он не различал.

– Готова все поменять, – ответила она и, присев на столик для пикника, принялась перебирать на нем ленточки. – Я чувствую, что все уже как будто изменилось. Ну вот, например, я думала, что будет очень грустно прощаться со всеми. Думала, что разревусь, а не проронила ни слезинки. Мне вообще не хотелось плакать. Мне петь хотелось. Хотелось сказать: «Ну да. Да! Ну, до свидания!» Не то чтобы «счастливо оставаться», а просто – «до свидания». Я готова к новым людям, – продолжала она, подбросив ленточки в воздух. – Через два дня я буду ходить по улицам и не увижу ни одного знакомого лица. Все будут для меня совсем-совсем новыми. Как сказать… совсем свежими, с большим потенциалом. Да, с одним только потенциалом. Я не буду о них ничего знать. И никто не будет действовать мне на нервы.

Линкольн подошел к столу и сел рядом с ней.

– Целых тридцать шесть часов.

– То есть?

– То есть твоим нервам осталось потерпеть тридцать шесть часов.

– Может, и это изменится. – Сэм вздернула подбородок. – Я сама стану новой. И может, новая я буду терпеливее.

– Да…

Он обнял ее одной рукой. Сэм была такая маленькая, что ему казалось, можно сграбастать ее сразу всю.

– Ты разве не чувствуешь, Линкольн? Не чувствуешь, что все меняется?

Он сильнее прижал ее и ответил:

– Не все.