– Это и есть фаросы, только хеттийские. Видишь, серебром шиты?
– Ага... А мы их что, резать будем?
Хотел я дать подзатыльник басилею Киантиппу Эгиалиду – пожалел. Взял за ухо, от дверцы отодвинул.
– Цыть!
Да, вовремя я приехал! Вовремя – и не зря. Иногда, как угадаешь – и колесницы в нужный миг выкатятся, и стрелки точно за вражьи спины зайдут.
Хеттийское посольство. Да непростое!
– ...тому рада, и всяческого здравия тебе, басилей Амфилох, сын Амфиарая желает. А еще царевна Цулияс, дочь Великого Солнца Суппилулиумаса, правительница Царства Хеттийского, велит сказать тебе, басилей, что ждать она более не станет, и желает, чтобы мир между державами нашими был в сей же час заключен...
Старается посол, ахейские слова из пуза толстого выдавливает. Да только не на него я смотрю (было бы на что!). На того, что рядом стоит, гляжу. Такой же фарос, серебром тканый, повязка цветастая на голове...
...И не узнать тебя, Курос, верховный дамат!
– ...Знай также и то, басилей, что войска наши уже заняли землю Киццувадна, называемую вами Киликией, и в землю Мукиш вступили...
Да, плохи дела Щербатого! Хотя и не так, как хотелось бы этому толстопузому...
...И тебе, Курос, верховный дамат!
Рядом обиженно сопят мои орлы. Сопят – не понимают. Чего ждет дядя Диомед? Взять наглеца-посла за ворот его фароса, да в море искупать, чтобы болтал меньше!
– А условия мира такими будут. Приедешь ты, басилей Амфилох, в город Хаттусу, в логовище Золотых Львиц, и склонишься перед государыней нашей царевной Цулияс, дочерью Великого Солнца Суппилулиумаса, и жертвы искупительные принесешь за гибель столицы нашей, сожженной нечестивым Диомедом-ванактом, и станешь платить дань тяжкую...
Усмехнулся, Курос, верховный дамат. Знай, мол, наших, «ахиява»! Вот тебе, Диомед, враг мой! Сокрушу царство твое, как сосуд горшечника!
Губастая решила мстить – по-царски. Цари не посылают убийц, они посылают воинов.
А рядом уже не шепот – рычание. Не орлы – волчата!
Не хотел я в это во все вмешиваться. Но понял – надо. Много долгов у нечестивого Дамеда-ванаки, и незачем их на чужие плечи перекладывать. Ведь не с Амфилохом решила посчитаться дочь Великого Солнца Суппилулиумаса – со мною. Значит, мне и платить.
По-царски!
И не в войне даже дело, мало ли мне воевать приходилось? Цулияс здесь, совсем рядом... Видать, ТЫ и вправду решила со мной помириться, Пеннорожденная?
– Остров же Аласия, называемый вами Кипром, останется в пожизненном владении твоем, басилей Амфилох Амфиараид, но не получат его потомки твои без воли Великого Солнца, ванакта Царства Хеттийского...
И вновь кривит пухлые губы Курос-дамат. Доволен! Сладка царская месть!
Поглядел я на орлов, перья распушивших...
– Пошли?
Хорошо дверь подвесили – и не скрипнула!
– И условия эти должен принять ты, басилей, пока стоим мы в зале этом, и пока солнце еще не зашло...
Осекся толстяк – меня увидел. Да только не стал я его рожей любоваться...
Узнал меня, Курос-дамат?
А в зале тишь могильная, словно не дворец – толос. Но вот охнуло, зашумело прибоем морским:
– Дамед... Дамед... Дамед-ванака... Вернулся...
Хабирру уверяют, что гордыня – смертный грех. Не знаю, не знаю... Прошелся я по залу, ни на кого не глядя, словно вокруг не люди, колонны каменные, к трону подошел...
...Привстал Щербатый, да только подмигнул я ему: сиди, не ерзай, мол. И сам присел – прямо на ступеньки.
Молча.
Пристукнули эмбатами Киантипп с Алкмеонидом (знай наших!), по бокам стали. А руки уже на поясе, поближе к мечам. Стих прибой, заглох. Но вот грюкнуло – бухнулся на колени один из даматов, самый догадливый, видать. |