– Выходит... Мы все – мертвые? Как тени в Аиде?

– Зачем думать об этом, маленький ванакт?

– А может ОНИ, эти, с Олимпа, правы, что не пускают нас в Океан? Зачем людям второй Аид?

– Из Аида нельзя вернуться, маленький ванакт. Из Океана – можно. Иногда...

– На два дня-я, Диоме-е-ед!

– На три-и-и!..

– На день хвати-и-и-ит!..

– Шардана-а-а?

– Воды нет, вино е-есть! Плыви к на-а-ам, Да-а-аме-е-ед!

– Эй, Калха-а-ант! Что боги-и вещаю-ю-ют? Земля скоро-о-о?

– Бо-о-о-оги-и-и!.. 

– Земля-я!

Туман над Океаном, такой знакомый, такой привычный. Разве что впереди, над почти невидимым горизонтом, чуть светлее стало...

– Земля-я-я!

Нет, не земля – скалы! Еле заметные, темные, острые, словно наконечники стрел. И туча над ними – тоже черная.

– Трезубец, дядя Антиген?

– Она и есть, маленький ванакт. Да только не спеши, далеко еще...

Легко сказать – не спеши! Завопили вокруг, заорали. Взлетели весла выше мачт.

– Земля-я-я-я!!!

Не выдержал я, к черному изогнутому носу бросился, в смоленое дерево вцепился. Земля! Пусть это только остров, пусть нам еще плыть и плыть...

Земля!

Не торопились скалы – не спеша, медленно-медленно вырастали из серого тумана. Огромные, невероятной высоты. Что Оса, что Пелион, что Снежный Олимп по сравнению с этими черными громадами, увенчанными неровной шапкой дыма?

– Огненные горы, дядюшка?

– Огненные. Гефестовы...

И вот уже буруны видать, у подножий Трезубца кипящие, и другие скалы – чуть дальше, чуть пониже. Но это уже не так важно, и даже белый парус – такой родной, знакомый – мелькнувший в узком проливе между скал, даже чайки – все это пустяки, мелочи...

Солнце!

Настоящее, живое, горящее ярым огнем, разгоняющее ненавистный сумрак! Радуйся, Гелиос Гиперионид!

А потом мы увидели радугу...

– ...Этот остров по-всякому кличут, маленький ванакт. Да только не в назывании сила... Ну, смотри, смотри, впервой тебе еще, не нагляделся!..

Не нагляделся – век бы смотрел! Огромная бухта, окруженная отвесными горами, водопады, рушащиеся с невероятной выси прямо в море... Потому и радуга. Радуйся, Ирида Многоцветная!

...И паруса над черными кораблями. И город на холме. И золотое сияние колонн гигантского храма на самой вершине.

– А ты говорил, что пусто тут, один камень!

– Повезло нам, маленький ванакт. Только непростое это место, ох, непростое! Слушай, да запоминай...

– Да не Кирки, пень ты амбракийский! Калипсо-нимфы это остров. Она, Калипсо, каждого, значит, во дворец свой кличет, а кто ее не ублажит до визга поросячьего, того она камнем делает!..

– Сам ты пень амбракийский! Ишь, приап свой расчесал! Это земля Атланта, ясно? Ее Поседайон Черногривый со дна поднял. Трезубец видел?

– Да какая разница, парни? Бабы и вино там есть?

– Е-е-е-е-есть!!!

– Земля! Земля-я-я! Земля-я-я-я! Земля-я-я-я-я-я!!!

– Внимание, богоравные!..

Да какое там внимание, если под ногами – каменная пристань, если на сходнях одурелый народ только что не давится, только что по головам не ходит!..

...А город хорош! Всем городам город, куда там Аласии! Шумит толпа на пристани, разноязыкая, пестрая. Живые люди – не призраки! Из харчевен мясом, на углях жареным, тянет, торговцы по всем углам товар выхваляют...

...И каменные стены на холме. И блеск золотых зубцов. И многоцветные крыши огромных зданий...

– Повторяю! Всем – всем! – надо вернуться на корабли до захода солнца.