– Абсолютно.

– Однако в тот раз, зная, что у вас действительно сорок семь жен, всего сорок семь, вы, как бы спохватившись, что упустили из виду шестерых походных, назвали другую цифру, а именно: пятьдесят три. То есть одних и тех же кобылок вы посчитали дважды. Зачем вам нужно было увеличивать табун, ума не приложу. В этом не было никакой необходимости. Но раз уж вы начали, вы решили продолжать в том же духе. Но вам самому трудно жонглировать этими цифрами. Вы не умеете так быстро считать в уме, как... Но лучше мне не произносить это имя вслух.

– Ах...

– Ага. На этот раз ваше «ах» звучит еще многозначительнее. Вы начинаете понимать, к чему я клоню, может быть, догадываетесь о моем последнем доводе... А последним штрихом было то, что вы по-английски сообщили вашей шестерке о предполагаемом разводе, чего они понять не могли, а я понял.

Шейх Файзули кивнул. Но его, вероятно, более занимало мое предпоследнее замечание. Потому что он спросил:

– Вы упоминали при них Девина Моррейна?

Как только он произнес это имя, последовало щебетание и чириканье, рулады и сладостные переливы возбужденных женских голосов, похожих на пение флейты, но Файзули сверкнул глазами и бросил что-то похожее на «Замолчите!». Безусловно, это звучало, как «Замолчите!». И они на самом деле замолчали.

Потом Шейх посмотрел на меня с каким-то дьявольским весельем в глазах.

– А раз так, они решили, что вы – это он, и постарались изо всех сил вас очаровать.

– Это завершает картину, – сказал я.

– Хорошо, что там в холле меня информировали: вы и шесть красавиц только что прибыли и спрашивали меня.

– По правде говоря, я не спрашивал вас, Шейх.

– Ну это не важно.

– Да. И думаю, хорошо, что вы сюда поспешили. Кто может сказать, что еще случилось бы? – Я замолчал и добавил мрачно: – Думаю, мне никогда не узнать, верно?

Возможно, Шейх Файзули снова улыбнулся своей сатанинской улыбкой, но я не уверен. Поскольку в этот момент чуть-чуть повернул голову, чтобы исподтишка взглянуть на шестерых красавиц. Невинные жертвы обмана, они неподвижно сидели на краю водяного матраса, и только их удивительно живые веера мерно колыхались – некое подобие прибоя, плещущего у берегов огромной постели.

Это был самый жестокий удар из всех. Они видели меня на коне, победителем, а теперь...

Голос Шейха Файзули вывел меня из раздумий. Он говорил:

– Вот таким образом. Никто не знает... Потому что Аллах в своей милостивой мудрости...

– А может ли такое быть – милостивая мудрость? – перебил я его рассеянно. – Нет, я не покушаюсь на основы...

– Мы обсудим этот вопрос, когда на нас не будут давить другие проблемы, более неотложные. По крайней мере, вы, мистер Скотт, предприняли обещанную попытку, и попытка эта, по вашему собственному признанию, увенчалась успехом.

– Да, увенчалась.

– Я бы даже сказал, что вы пробежали лишнюю милю...

– Ну, милю – это чересчур, Шейх. Скорее несколько тысяч футов. Но до того, как я усну, я должен сделать еще кое-что. И вот тут мне предстоят мили и мили...

– Это не то, о чем мы с вами говорили. Помните? Что мое затруднение связано с вашими собственными делами.