— Совершенно справедливо, — согласился Николя. — Я уверен, что оглушительные взрывы, бортовая качка, дым, смерть, стоны раненых и летящие во все стороны обломки кого угодно могут повергнуть в замешательство.

— Но вы принимали участие в сражении, иначе бы Его Величество не сделал вас кавалером ордена Святого Людовика.

— Я наугад стрелял во врага, а потом подбирал мертвецов и пытался спасти раненых.

Разговор принимал серьезный оборот, и Ноблекур решил разрядить обстановку.

— Интересно, какого черта его понесло на этот корабль? — задумчиво произнес он, разворачивая салфетку.

— Он вам ни за что не скажет, — ответил Лаборд. — Полагаю, ему захотелось подышать океанским воздухом.

— Мой отец, который всегда в курсе всего, — подала голос Эме, — и который, как я догадываюсь, явился одним из инициаторов поездки Николя, не выдал мне эту тайну, несмотря на все мои ухищрения.

— Эме, — перебил Николя, желая перевести беседу в иное русло, — я рад, что вы смогли разбить цепи, удерживающие вас подле принцессы, и вырваться на сегодняшний вечер.

Он взял ее руку и нежно поцеловал.

— Ах, — ответила она, — малышка не имеет никакой власти. Мне пришлось смиренно просить дозволения у другого лица, перед которым трепещет весь двор.

— У графини Дианы де Полиньяк, невестки той, другой Полиньяк, что беспрестанно высмеивает Мадам Елизавету за ее полноту, — подсказал Лаборд.

— Сия скандальная особа отличается крайне распущенным нравом, — заметил Бурдо.

— Деспот, запугавший принцессу, неумный дух, который не знает, что бы такое сделать, чтобы не дать ей поступить по-своему. Королю приходится понуждать принцессу к повиновению. Однако Господь оберег нас, ибо Полиньяк больше не садится на лошадь и исполняет обязанности придворной дамы крайне небрежно.

— В моей жизни образовалась пустота, — произнес Николя. — Вы должны заполнить ее. Что произошло за те два дня, что я спал?

— Город, — начал Лаборд, — как это ему свойственно, охватила очередная лихорадка. Наш современный Мирмидон, герцог Шартрский, около пяти часов торжественно въехал в Париж и вступил в Пале-Руаяль, где под бурные аплодисменты своих сторонников проследовал к себе в апартаменты. Аббат Делонэ вручил ему пьесу в стихах под названием «Вести с Парнаса».

— Тошнотворное, бездарное сочинение, — заметил Бурдо.

— Герой вышел на балкон, а потом отправился в театр, где занял место в своей ложе. Там последовали очередные бесконечные восторги, сопровождаемые фанфарами, коими оркестр присоединился к ликованию публики. В какую-то минуту даже показалось, что сейчас принца увенчают лаврами, словно нового Вольтера! Вечером торжества продолжились в Пале-Руаяль, где мадемуазель Арну спела в его честь.

— …так фальшиво, что ее освистали. Лесть самого низкого пошиба. Восхваления столь же смешные, сколь и ничтожные, — проворчал Бурдо.

— Вечер завершился торжественным ужином и великолепным фейерверком. Однако уже сегодня наш герой должен был получить приказ короля отправиться к своей эскадре в Брест! Вот видите, Бурдо, излишества никогда не приводят к хорошему.

— Он принц, и этим все сказано. Вся его жизнь находится в полном противоречии с идеалами тех, кого он поддерживает на словах, а на деле он постоянно двигается окольными путями и не имеет ничего общего с теми, кем хочет казаться. Нет, я не преувеличиваю. Он дерзает именовать себя философом, но стоит как следует приглядеться, становится ясно, что его извращенные страсти, как бы он ни пытался их скрыть, всегда берут верх.