Изменить размер шрифта - +
Подумайте только, когда дело дойдет до пятидесяти, я разорен!

— А я, — начал Николя, — воскреснув, чувствую себя на седьмом небе от счастья. Аромат этого нежного и одновременно плотного суфле щекочет мне ноздри. Раковые шейки под мягким масляным соусом — какое наслаждение! А хлеб с хрустящей корочкой, облекающей свежайшую мякоть!..

— Я словно слышу Гримо де ла Реньера, когда он рассказывает про паштет из свиной головы. О, сколь сладостны речи обоих этих Лукуллов! — с неподражаемой улыбкой воскликнул Лаборд.

— Вспомните, откуда я вернулся и где я сейчас. На борту «Сент-Эспри» я довольствовался кусочком солонины и парой сухарей, да и то лишь благодаря щедротам принца.

— Отчего же вы не взяли с собой запас пеммикана по примеру нашего друга Наганды?

— Или же большую коробку айвового мармелада, — добавил Луи. — Он просто спас меня в коллеже в Жюйи. Господин де Ноблекур следил, чтобы у меня его всегда было вдоволь.

— Ах, что за милое дитя, он все еще помнит об этом! Посмотрите на вашего отца. Впрочем, он вас не слушает, ибо занят поглощением пищи.

— А вот и нет! Я пью ваши слова, являющиеся лучшей приправой сегодняшних изысканных блюд. Они словно партия скрипки из королевского оркестра, что услаждает слух короля во время обеда.

— Посмотрите на этого льстеца! А вы, Лаборд, как продвигается ваш труд?

— Это всего лишь скромный очерк по истории музыки.

— Оцените определение «скромный», — вставил Семакгюс. — Всеобъемлющая история высокого искусства в двух томах in-quarto!

— Наука, право, война и музыка, — произнесла Эме. — Да сегодняшнее застолье — это настоящее скопище талантов!

— И во главе его, мадемуазель, — ответил Ноблекур, приподнимаясь в своем кресле, — фация, красота и остроумие.

— Что нового дает нам ваш трактат? — спросил Бурдо.

— Осмелюсь утверждать, что нынешней столицей музыки является Неаполь. Пуччини, Дуранте, Перголезе, Гассе, Порпора, Скарлатти, Паизиелло, Буонанчини… А скольких еще я не назвал! Я намерен расширить наши знания о музыке, дабы иметь возможность со знанием дела судить об этом виде искусства, привить вкус к новым оперным постановкам, а также разъяснить причины разногласий, возникающих при их оценке.

— Черт побери, достойная задача, — молвил Ноблекур, — и для этого не надо ездить из Парижа в Кемперкорантен. Да и повод хорош: новое в поддержку нового. Однако, мне кажется, вы дерзаете бросить мне вызов. И где же, сударь, за моим столом?! Завтра я пришлю вам своих секундантов. А так как я являюсь стороной оскорбленной, выбор оружия за мной: шахматы, поперечная флейта или скрипка, на выбор. Но вам не удастся никого обмануть. Я чувствую, как за вашим наглым глюкизмом скрывается горечь автора. Под пару вашему «Путешествию в Италию» только что вышло «Живописное путешествие в Грецию» маркиза де Гуфье. Ха-ха-ха! Я смеюсь, сударь, глядя, как топчут ваши географические грядки.

— О, прокурор, исполненный лукавства! Он проделывает фокусы не хуже записных фигляров на ярмарке в Сен-Лоран. Он готов поменять свои убеждения, лишь бы посильнее ущипнуть меня. Как мог он вообразить, что выход новой книги может огорчить меня и опечалить? Какое низкое коварство! Заметьте, Луи, на улице Монмартр свой храм выстроило лицемерие. Председателю Сожаку еще учиться и учиться. У него появились соперники среди служителей правосудия, пусть даже и в отставке.

Все смеялись, слушая дебаты друзей, обладавших различными музыкальными пристрастиями, над которыми оба никогда не забывали посмеяться.

Быстрый переход