— Выпейте за мое здоровье. Так что, снова труп?

— Судя по тому, что говорят, утоп кто-то. Из воды выловили тело утопленника. Тут редко в воду падают. Я не первый на Сен-Мишель двадцать лет будет, но при мне такого ни разу не случалось.

— Даже ночью?

— И ночью. Нас тут четверо работает. Сменяем друг друга.

— А в прошлую ночь ничего особенного не заметили?

— Ну, ветер дул сильный. Буря пронеслась, пыльная, без дождя. Впрочем, ветер до сих сильный. Да, теперь, когда вы спросили, я припоминаю, как какой-то человек — то ли поздно вечером, то ли рано утром — просил меня открыть ворота.

— А что, нет никакого пароля?

— Ну и вопрос! Пароль для входа, а не для выхода, милок! Впрочем, я не сразу ему открыл. Если каждый будет по ночам разгуливать, куда мы скатимся? А может, это вор, который хотел бежать? Но он сказал, что состоит на службе у королевы.

— На службе у королевы! А он предъявил вам доказательства?

— Он показал мне жетон дома Ее Величества, разрешающий вход в ее сады.

— Вход, но не выход.

— Сударь, поймите меня! Как могу я, несчастный, идти поперек того, кто в любую минуту может лишить меня места? Вряд ли это разумно.

— Понимаю. Не могли бы вы описать мне того человека, вспомнить какие-нибудь особые приметы?

— В такой час еще темно, а тут еще эта пыль. У меня от нее глаза слезились. Да, вроде как больше четырех утра было. Надо сказать, иногда я засыпаю. Когда свет фонаря упал на него, я заметил, что на нем рыжий парик.

— А жетон?

— После того как он его предъявил, он спрятал его в карман фрака.

— Благодарю, друг мой.

В голове Николя одна за другой возникали гипотезы. Понимая, что нужно как можно скорее осмотреть труп, он почти бежал. На берегу Большого канала ему в нос ударил гнилостный запах стоячей воды. Впереди он заметил сгрудившихся в кучку людей. Когда он приблизился, от них отделился человек в рединготе из грубой ткани и преградил ему путь.

— Сударь, — произнес он, внимательно оглядев костюм комиссара, — далее проход воспрещен. Я буду вам признателен, если вы повернете назад.

— Я все понимаю. Но я — Николя Ле Флок, комиссар полиции Шатле, и я должен осмотреть труп.

— Дозвольте напомнить вам, господин комиссар, что мы…

— …находимся на территории, принадлежащей королю, и на нее распространяются прерогативы Главного прево. Я знаю. Но сегодняшний случай представляет исключение, — с почтительным поклоном произнес он. — Ознакомьтесь вот с этим.

Он протянул ордер, подписанный королем. Внимательно его изучив, представитель прево отвесил Николя ответный поклон.

— Я готов принять ваши доводы. Что вы хотели бы узнать?

— По правде говоря, все, а затем с вашей помощью я увезу тело в Париж, в Шатле.

Покачав головой, представитель прево подвел Николя к утопленнику. Тот лежал на спине, одна рука его, странным образом вывернутая, покоилась на груди. Одежду покрывал ил, на опухшем, испачканном водорослями и землей лице отсутствовали глаза — видимо, их успели выклевать птицы; череп был совершенно лыс. Опустившись на колени, Николя достал носовой платок и осторожно вытер лицо трупа. Чем дольше он смотрел на него, тем больше у него возникало подозрений. Когда же он мысленно надел на утопленника рыжеватый парик, он тотчас перестал сомневаться: перед ним предстал человек, с которым он раз двадцать на дню встречался на корабле «Сент-Эспри», а именно Ламор, лакей герцога Шартрского.

— Мне сообщили, что в карманах утопленника нашли бумагу, способную пролить свет на его личность.