К чему лукавить? Она любила фермерское дело. И в юности, когда жила в Галене, и потом, когда они с Томом переехали в Колорадо и обзавелись собственным хозяйством. Джону нравилось жить в отеле, и только по ее настоянию он приобрел домик в Джорджтауне, где она, не имея возможности обзавестись детьми, находила прибежище для своей мятущейся души, выращивая цветы и овощи. Она часами копалась на огороде, высаживая салат, бобы и кукурузу, хотя возможность собрать урожай и воспользоваться его плодами ей представлялась далеко не всегда. Точно так же ей далеко не всегда удавалось полюбоваться на распускающиеся розы, ирисы и анютины глазки, которые она холила и лелеяла в своем цветнике. Но ей нравилось находиться на свежем воздухе и в хорошую, и в дурную погоду, и она знала, что жизнь на ранчо тоже пришлась бы ей по вкусу: в конце концов, наблюдать за подрастающими жеребятами и бычками и ухаживать за ними не менее интересно, чем заниматься цветами и растениями. Понимая все это, она позволила себе в тот вечер на какое-то время расслабиться и немного помечтать, но потом взяла себя в руки и снова стала твердой, как кремень, — ради успеха предприятия, ради себя самой и, между прочим, ради Неда тоже.

Очень может быть, Нед вернется к Эдди. Эмме было неприятно это сознавать, но она понимала, что не имеет никакого права ревновать его к этой женщине. Она вспомнила, как всего несколько дней назад сидела на кухне в «Чили-Квин», наблюдая за тем, как Уэлкам чистит полировочной пастой плиту, втирая в ее металлический остов едкий состав широкими круговыми движениями своей мощной, мускулистой длани. Потом Эмма через открытую дверь бросила взгляд на крыльцо, где Эдди, приникнув к сидевшему на ступеньках Неду, перебирала пальцами волосы у него на голове. Нед ласково ей улыбался. Эта картина, столь привычная для взгляда Уэлкам, вызвала у Эммы приступ острой тоски. Должно быть, Уэлкам что-то такое заметила, поскольку оторвалась от работы и сказала:

— Предупреждаю, если задумала какую-нибудь гадость, лучше сразу наплюй и забудь. Иначе я такое тебе устрою, что своих не узнаешь! Как от черта с вилами будешь от меня улепетывать, вот что. — Глаза у Уэлкам смотрели неласково, и Эмма едва заметно вздрогнула. Временами негритянка ее пугала, и она дорого бы дала, чтобы узнать, какие мысли бродят в этой непутевой голове.

Судя по всему, Джон догадывался, что между ней и Недом произошло нечто необычное. Когда по пути в Пуэбло они остановились у ручья, чтобы набрать воды, Джон, глядя на то, как она наполняет фляги, сказал:

— Думаю, ты ему очень понравилась.

Эмма знала, что нравится многим мужчинам. Это помогало ей в работе, поскольку мужчины редко подозревают в злых намерениях женщину, к которой испытывают влечение. Джон иногда подшучивал над ней по этому поводу, и Эмма охотно смеялась над его шутками. Но на этот раз смеяться она не стала, как и комментировать его слова.

— Возможно, он и тебе самую малость понравился. Что и говорить, непростая это была для тебя работенка, — сказал Джон, так и не дождавшись от нее ответа, но развивать эту тему не стал. Быть может, по той причине, что и сам был не без греха. Эмма полагала, что у него были другие женщины, поскольку мужчина он был темпераментный, а она далеко не всегда имела желание отвечать на его страсть. «Интересно, дал бы он волю своему темпераменту с Эдди, если бы ему представилась такая возможность?» — подумала Эмма. Это было бы только справедливо, учитывая ее собственные чувства к Неду. Впрочем, Эмма сомневалась, что Джон, который обычно ничего не имел против проституток, согласился бы вступить в близость с Эдди. Уж слишком он ненавидел всевозможных «мадам» — то есть ту категорию женщин, к которой принадлежала Эдди.