Зара шла нарочито медленно, делая вид, что любуется красотами озера. Одинокая печальная красавица.

Наблюдавший за ней Ирвин мысленно констатировал, что все женщины — прирождённые притворщицы и вертихвостки. Она так запросто флиртует с первым встречным, так умело разыгрывает интерес! Если бы он не знал, что Зара Рандрин выполняет задание начальника, то подумал бы, что суйлимец ей всерьёз понравился.

— Сеньора, постойте!

Девушка праздновала победу: клюнул! Не прошло и десяти минут. Но Зара собиралась разыгрывать неприступную скромницу, поэтому сделала вид, что не слышит его.

Советник догнал её возле мостика через искусственный ручей и попытался взять за руку — Зара отдёрнула её, возмущённо пробормотав: 'Что Вам угодно, сеньор?'.

Поведение было выбрано правильно: суйлимец не ушёл, а попытался продолжить разговор. Он попытался выяснить, как зовут прекрасную незнакомку, та проигнорировала его вопрос, деланно испуганно позвав: 'Ирвин!'.

Но Ирвин знал, что на такие призывы реагировать не следует, — это часть игры.

Советник поспешил успокоить девушку, заверив, что не причинит ей зла. Окинув её внимательным взором, он сделал предположение, что девушка иностранка. Зара это подтвердила. Затем суйлимец вспомнил, что уже видел её, сеньорита Рандрин не стала отпираться. Она вела себя уже более расковано, хотя имени своего по-прежнему не назвала.

Выждав условленное время, Ирвин показался в створе аллеи. Заметив его, испуганно прошептав: 'Извините, сеньор, мне пора!', соблазнительница упорхнула.

Девушка должна оставаться загадкой, это привлекает мужчин. Пусть он верит, что понравился незнакомке и строит предположения, кто она и кто тот человек, которого она испугалась.

Церемония инициации (проще говоря, смены статуса с ребёнка на полноправного члена клана), как и всякое подобное мероприятие, делилась на три части: сакральную, торжественную и праздничную. Гости присутствовали только при последних двух, первая же проходила в узком семейном кругу. В святилище бога мать передавала руку ребёнка отцу, как бы символизируя то, что отныне он ей не подчиняется, а тот, в свою очередь, представлял клановому покровителю его нового верного слугу. Детали церемонии разнились, могли быть как бескровными, так и сопровождаться ритуальными порезами над чашей с виной или и вовсе требовать от юноши прохождения какого-либо испытания. Таковым для второго сына Меисель Джарх стал собственноручно убитый им дикий кабан — более, чем достаточно, чтобы доказать, что ты мужчина. Юноше на тот момент было шестнадцать.

Чета Канре благополучно устроилась в середине толпы, внимавшей традиционной речи главы клана. Церемония в святилище уже состоялась, свидетели с радостью публично описали храбрость, проявленную юношей на охоте, так что Джарх мог смело представить этого жгучего брюнета со взглядом волчонка как своего полноправного сына, наделив его голосом в решении политических вопросов. Юноша получил второе имя, и отныне к нему нужно было обращаться 'сахт'. В анторийском не было аналогов этому слову, обозначавшему принадлежность к семье верхушки правящего клана, это было что-то между 'Вашей светлостью' и 'Вашим высочеством'.

После торжественной части, завершившейся троекратной славой рода Фагх и родителей молодого человека, гости перешли в банкетный зал, где были накрыты столы.

Дворцовый распорядитель рассадил приглашённых в соответствии с заранее утверждённым списком, учитывая не только их происхождение, но и отношения с правящей четой. Заре и её фиктивному мужу повезло оказаться за вторым по счёту столом в непосредственной близости от правящей верхушки — сказалось благоприятное впечатление, произведённое на Меисель. Тут были совершенно другие яства, нежели, к примеру, за десятым столом, другое обращение, другие разговоры.