Поэтому куклу назвали Рэми Морисаки.
Юмико резко уронила голову. Плечи её дрожали.
— И когда бедняжку Мако сбила насмерть машина, вы тоже помните, верно? Ведь ваша связь с её отцом продолжалась ещё несколько лет. Но в итоге вы всё же расстались. Уж не оттого ли, что забеременели?
Юмико ничего не ответила. «Видимо, возразить было нечего», — расценил её молчание Кусанаги.
— И вот у вас родилась дочь. От господина ли Сакураи, от вашего ли мужа — это мне пока не известно. Но самое главное в этом деле — имя, которым вы её назвали. Такое же, как у той куклы.
В горле у Кусанаги пересохло. Но он, не трогая чашки, продолжал говорить.
— Из каких соображений вы назвали дочь именно гак — я не знаю. Возможно, из-за каких-то дорогих вашему сердцу воспоминаний. А может, просто потому, что нравилось это имя. Как бы там ни было, девочка по имени Рэми Морисаки доросла без особых проблем до шестнадцати лет. Все эти годы вы считали, что умело скрыли от мужа правду о вашей измене. Но тут неожиданно появился странный и очень неудобный для вас человек. И звали его Нобухико Сакаки.
Юмико всё молчала, совершенно не двигаясь, но явно продолжала внимательно слушать.
— Когда Рэми рассказала вам, что некий Сакаки, живущий по такому-то адресу, знает её имя вот уже много лет, вы очень испугались. Поскольку наверняка почувствовали, что этот человек может быть как-то связан с Сакураи и его дочерью. И ваше чутьё вас не подвело.
И Кусанаги рассказал ей о Сакаки и кукле, которая досталась ему от отца погибшей Мако. Похоже, Юмико слышала обо всём этом впервые. Удивление, смешанное с отчаянием, ясно читалось у неё на лице.
— Как нетрудно догадаться, Сакаки наверняка услышал имя от самой Мако. Вот только куклу мать Сакаки выкинула. Полагаю, мальчика это шокировало. Но ещё через два года о самой кукле он позабыл, и в памяти осталось одно только имя, Рэми Морисаки. Скорее всего, с этим именем в его душе были связаны какие-то дорогие воспоминания. И поэтому он начал верить, что девочка с таким именем действительно существует и что с ней его связывает сама Судьба. А потом он подобрал к её имени иероглифы. В том, что они полностью совпали с именем вашей дочери, ничего удивительного нет. Большинство японцев, услышав «Рэми Морисаки», написали бы точно такие же знаки…
Сделав паузу, Кусанаги перевёл дух.
— Итак, — продолжал он. — Знать обо всём этом вы, конечно же, не могли, но прекрасно понимали, что само существование Сакаки представляет для вас опасность. Ведь если всё оставить как есть, супруг в любую минуту может узнать о вашей многолетней измене… Или, возможно, больше всего вы боялись, что станет известно, кто настоящий отец Рэми?
— Рэми… — не поднимая головы, почти простонала Юмико, — дочь моего мужа.
Кусанаги устало вздохнул. В конце концов, сейчас он пришёл выяснять не это.
— И тогда вы начали думать, нельзя ли убить Сакаки каким-нибудь юридически безупречным способом. И придумали, что лучший способ — самозащита. Заманить его в дом и убить за вторжение. Никто вокруг вас не осудит, плюс наверняка оправдают по Закону о защите от грабителей. Прекрасный план. Ошибка лишь в том, что вы промахнулись.
И тут Юмико наконец подняла голову и слегка покачала ею. Но не слишком сильно.
— Неправда. Это… вовсе не было планом.
— Было. И этому есть доказательства, — с нажимом проговорил Кусанаги. — Мы внимательно изучили письмо, которым вы заманили Сакаки в свой дом. Оно написано на том же словопроцессоре, на котором вы пишете свои рецепты для кулинарных курсов. И есть свидетели, которые подтвердят, что в последнее время вы им пользовались. Буквально вчера наш сотрудник потратил полдня, проверяя оттиски на чернильной ленте из этого аппарата. |