Да и негоже как-то, все ж рыбу он ловил. Так и сидела у тлеющего костра, палочкой в золе ковырялась, под нос что-то напевала. Прошел час, другой. Похлебка остывать начала, тогда поднялась дева и побрела в березовую рощу, совсем аппетит пропал у невольницы.
Ходила она средь молодых березок, думы думала, а потом слышит, громыхает кто-то, точно крышкой по котлу, воротилась сразу на поляну и обомлела. Над котелком низенький бородатый дядька навис и черпаком ее уху помешивает:
- Кто таков? – возмутилась дева. – Никак на чужое позарился?
Тут старичок спохватился и как сиганет в лес, спрятался за деревом и затих. Весна аж засмеялась, а потом подошла к котелку, налила ухи в плошку и на пенек поставила:
- Не бойся, чудо лесное. Я стращать тебя не хотела, иди сюда, отобедай.
Постоял, постоял старец за деревом, а у самого в животе урчит, есть-то хочется и вышел. Осторожничал дедушка, но голод пересилил, посему взял плошку, ложку и сел на полено. Ел, торопился, токмо причмокивал, а когда уха закончилась, то отставил плошку, поднялся и девице поклонился.
- Добавочки, может? – заулыбалась краса.
Но старец помотал головой и довольный в чащу побрел.
- Чудеса в решете, - молвила она. – Лес здесь особенный. И кто это был?
- Леший, - вдруг раздалось за спиной девицы. Зверь воротился.
- Так прям леший?
- Он самый. Теперь повадится. Но ежели задружишься с ним, то лучшего спутника в лесу не сыскать. Из любой чащи выведет.
- А ты куда запропал?
- Отчитываться не обязан, - бросил тот и уселся на полено, где с минуту назад старец сиживал. – Наливай варево, поглядим какая из тебя хозяйка.
- Можно подумать есть с кем умением мериться, - хмыкнула Весна. – Али ты тут не одну меня держишь в неволе?
- Слава Богам, ты первая и очень верю, что последняя.
Тогда дева скривилась и чуть черпаком охальника не огрела, но сдержалась. Налила ему ухи, да в лапы сунула:
- Гляди, не подавись.
Однако ж зверь похлебку оценил, даже добавки попросил. После такого Весна оттаяла.
Так и сидели двое у костра. Лан хворосту подбросил, отчего пламя с новой силой разгорелось. А у девы так и свербело, хотелось ей узнать, кто таков похититель ее:
- Долго ли леса стережешь? – все ж не стерпела.
- Долго.
- С самого рождения? – но он не ответил. – И сколько же тебе годов?
- Не знаю, - ответил зверь задумчиво. – Сколько себя помню, столько живу я здесь. А уж как долго, токмо Богам известно.
- И не тяжко, одному-то?
- А я не один, вокруг меня лес. Он семья моя. Вы привыкли жить среди себе подобных, а мне шум и гам не нужен, мне в тишине хорошо. А лес никогда не шумит, он полон молчания, мудрости.
- Зря ты так. Семья – это наивысший дар Богов. Одиночки рождаются на погибель, даже зверь роет нору, птица вьет гнездо, чтобы потомство взращивать, холить и лелеять детенышей, жизни учить.
- Мне не довелось знавать этого.
- Кто знает, может, когда прекратишь страх на людей наводить и посмотрит кто на тебя по-доброму. А может Велес тебе подобную сотворит, будете вдвоем деревенских по лесу гонять.
- Мне семья без надобности. Лишние хлопоты. Ты вот свалилась как снег на голову, теперь нянькайся с тобой.
- А я не напрашивалась. Ежели дашь добро, хоть сейчас уйду.
Но чудище лишь сверкнуло красными очами и замолчало, боле ни слова не произнесло. Когда же сумерки на лес опустились, Весна встала и побрела к хижине:
- Добрых снов тебе, Лан, – крикнула она сверху, прежде чем дверь за собой запереть.
А зверь даже глаза закрыл, давно его по имени не называли. Правду говорят, отбери имя у человека, и он враз одичает, так и здесь. Забыл зверь, что такое имя и что такое обращение вежливое.
Леса здешние чудесами полнятся. |