Вынырнула краса у камышей, схватила одежу, да на берег бросилась, сверкая пятками. Успела-таки проказница вернуться на полянку незамеченной. Но одного не учла, вода-то с одежек и косиц ручьями стекала, а уж скоро и Лан пожаловал. Как увидел он свою прислужницу мокрую, так прищурился сразу:

- Не ты ли, окаянная, воду в озере баламутила?

- Какой там? – спохватилась Весна и глаза к небу закатила. – Я на ручей ходила, водицы решила натаскать, да нога поехала и свалилась в воду.

- Смотри мне. Хитрые вы, бабы. Вам соврать, как воды напиться.

- А на кой мне врать-то? – уставилась та на зверя невинными очами. – Чего так распереживался?

- Слухи по озеру ходят, поговаривает водяной, кто-то чертенка напугал до полусмерти, тот теперь сидит в омуте, трясется.

- К лицу ли мне чертей озерных стращать, - хмыкнула она и принялась костер разводить.

- Ну-ну…

Наварила Весна корений всяческих, накушались оба досыта. После Лан развалился на земле подле костра и даже задремал, а дева все сидела да глаз с него не спускала. Так и стоял образ нагого ирода перед очами, и сердце все никак не унималось, в душе трепет возник. Вот беда-то!

- Эх, надо было батюшку послушать да за Отая замуж выйти. Права матушка, пришло время, - пробубнила дева и пригорюнилась.

День прошел в дремоте, к вечеру духота спала, лес прохладой наполнился. Весна уж было, в избу собралась, но Лан притормозил ее:

- Не торопись на боковую. В чащу пойдем.

- Так ведь смеркается.

- Не сотрясай воздух пустыми словами, подымайся и вперед.

- И куда тебя черти несут? – принялась бурчать краса.

Собрались они, да пошли вглубь лесную. Там уж сумерки вовсю правили, дневные звери в норы попрятались, а ночные, наоборот, на охоту вышли. Ступали двое осторожно, Лан то и дело деву останавливал, дабы та в яму какую не угодила, али в болото. Вскоре оказались они на лесной опушке, там земля то поднималась, то снова опускалась, у старых елей ручей проистекал, но дева смотрела не на красоты здешние, а на жителей сей опушки. Землей здесь владели медведи.  На возвышенности старый вожак восседал, уж седина серебрилась по шерсти, а ниже его соплеменники бытовали. Медведицы малышню спать загоняли, те же не слушались, упрямились, отцы семейств с охоты возвращались, у кого в зубах рыба билась, а кто цельный улей за собой волочил.

Весна аж рот открыла.

- Видишь теперь, - прошептал Лан. – Они, как и вы. В семьях живут, детей растят. Медведей нельзя убивать.

- Да где такое видано? Чтобы они в такие стаи собирались? Медведи одиночки.

- Эти особенные, сами Боги им жизнь даровали. Велес их бережет, от людских глаз скрывает. А ту медведицу, что твой родитель завалил, не уберег, посему рассерчал не на шутку.

- Не знала я. А ежели бы знала, то ногой бы не ступила на эту землю. И о мести думать забыла.

- Тогда не случилось бы у меня беды, - усмехнулся зверь.

- Какой такой беды?

- Тебя бы не повстречал.

- Так оно ж и к лучшему. Жил бы себе бирюком и горя не знал.

- Я уж попривык, да и сам Велес наказал держать тебя в заточении. А его надобно слушаться.

- Сдается мне не в нем уже дело. Тебе по душе пришлось то, что я рядом, - подмигнула дева и одарила чудище лучезарным взором.

- Ты говори-говори, да не заговаривайся, - Лан тут же отвернулся, смутился поди.

- Да, пес с тобой. Кобенься дальше.

А пока они беседы вели, медведи потихоньку спать укладывались и только вожак глаз не смыкал, все следил за порядком, из ноздрей пар валил, черные очи сверкали в ночи, виду зверь был свирепого, как и положено.